Два слова о любви

Глава 5.

С Глебом творилось что-то странное. Он тосковал без Даши, жал встречи с ней, считая часы и минуты, теряя интерес к учебе, бежал к ней, забывая поесть. Встречал, кружил в объятьях, целовал её, в наслаждением вдыхая тепло её тела. Радовался её улыбке, любовался тонкими пальцами и изящными запястьями, блеском волос, жестами и грациозными движениями. Слушал её голос и не мог наслушаться. Но в какой-то момент начинал злиться. После встреч обычно мучился и страдал – нетто, не так, все глупо и по-дурацки. Хотелось выть от бессилия и отчаяния.

Все чаще в голову приходила мысль, что спонтанное предложение расстаться было верным. Но не мог себе представить как это – жить без Даши. Но что-то менять в их отношениях.

Попробовал снова поговорить – напрасно, не стала слушать. Вновь, ссылаясь на учебу, стал реже встречаться. Тоска от ожидания встреч стала сильнее, а сами встречи – болезннее. Даша будто куражась, только жестче, яростнее его провоцировала на какие-то безумные поступки.

Он никогда не позволял себя повысить голоса ни на кого, а на неё срывался несколько раз на крик. Самое удивительно, что казалось, будто Даше это нравится. Нравится, что он злится, звереет, бывает груб и даже жесток. Для самого Глеба было мучительно потом вспоминать, что он говорил и делал. Но девушка, будто чувствуя, что он мучается после таких встреч, очень часто звонила, щебетала что-то мало значимое,  но очень ласковое, трогательное. Почему-то в этих разговорах становилась как раз такой, какой виделась Глебу в мечтах.      

А тут ещё Лола как-то пристала с вопросами о том, как у него дела. Ей тоже хотелось нагрубить, наговорить гадостей. Он даже испугался, что сорвется. Не нравилось ему это состояние. Как-то это было ненормально, подозрительно даже. Глеб стал рыться в отцовской библиотеке, потом и в университетской. Картина получалась самая печальная – лечить такое можно было  только разлукой, а он пока не был к такому готов.

***

Лола провела ее так уж много времени, выслеживая брата и его девицу. Просто не всегда они шли куда-то, куда могла пробраться и она. Вообще-то сестра предполагала, что она, как какой-нибудь тайный агент, будет сидеть в за соседним столиком в кафе или в соседнем ряду в кинотеатре, наблюдать и подслушивать. Но немного просчиталась. То ли в фильмах агенты были более ловкие и лучше оснащены технически, то ли там возможности детективов были преувеличены.

Она почти никогда не слышала о чем брат и долговязая разговаривали, в кино она их и вовсе почти не видела, не всегда успевала поймать машину, когда они куда-то уезжали, а этот трюк проделывался довольно часто, отчего «хвост» оставалась стоять среди улицы неприкаянным изваянием.

Но даже и того, что она успевала увидеть, хватило, что бы понять – между братом и Дашкой происходит что-то странное. Почему-то Глеба было ужасно жалко. Лоле казалось, что дура эта его обижает, плохо к нему относится. Брат всегда был какой-то либо подавленный, либо злой, а Даша такая сияющая, радостная, что напрашивалось сравнение с вампиршей, которая питается её братом.

Лола, немного поразмыслив над последним эпизодом, косвенным свидетелем которого  стала, попыталась связать его с тем, что уже наблюдала раньше, но так ничего не поняла. Подружки-квартирантки внесли мало ясности. Особенная надежда была на дважды разведенную Дину, но она вообще ничего путного не сказала. С другой стороны, как она, Лола, могла повлиять на ситуацию с Дашей? Вот если бы она знала что-то такое, что отпугнуло бы от дылды этой вампирской её брата…

И Лола продолжила слежку уже за Дашей. Встречала её с занятий, но так, чтобы было не мелькать, ходила за ней следом по магазинам, кафешкам,  знала всех её подруг их парней, расписание её жизни, весь зимний гардероб, домашний адрес. Характер, судя по всему у девушки был общительный, жизнерадостный, знакомых было просто море. Вела она себя примерно одинаково со всеми. Возможно, только с Глебом более вызывающе. Но ни капли симпатии, как и какого-нибудь компромата, Лола так и не прибавила к образу несимпатичной дылды.

Засыпая как-то вечером в своей комнате, Лола снова вспомнила свои детские молитвы и  попросила у доброго Боженьки как ей поступить, что делать, чтобы спасти брата от такой девицы. На следующий день, проснувшись рано утром, чтобы приготовить своим постоялицам завтрак, она услышала, как одна сказала другой, проходя мимо её двери: «А почему она с ней, в конце концов, не поговорит?»

- Точно! – Лола вскочила и забегала по тесной комнатушке. – Точно! Надо поговорить с этой шпалой Дашкой! Пусть проваливает от моего брата!

И Лола, как заведенная, помчалась на кухню хозяйничать. Она так глубоко задумалась, что против обычаев приготовила завтрак, ни словом не обмолвившись с квартирантками. Потом так же молча помыла посуду, подмела в квартире, полила цветы, и все это автоматически, снова и снова продумывая и прогоняя в голове разговор с Дашей. Она ей скажет, что такая жена, как эта крашеная оглобля,  ему не нужна, что она не серьезная, не умная, что не понравится их с Глебом родителям. Да и жить им все равно негде, а на аренду квартиры у них не хватит денег. Бабушкину трехкомнатную она им не отдаст, пусть не рассчитывает.

Даже на работу сходила, подстригла двоих клиентов, но необычная молчаливость тревожила и посетителей и сотрудников парикмахерской, поэтому они её тормошили, задавали вопросы, не давая сосредоточится на мыслях. Лола раздражалась сначала, а потом отвлеклась и увлеклась разговором. К тому времени, когда пора была ехать к Дашкиному институту, запал её немного поутих.