С первого взгляда нельзя было даже и мысли допустить, что в этом аккуратном двухэтажном домике с белыми стенами, кое-где увитыми плющом, есть вообще хоть какая-то тайна. Не вязалось! Вот дом – добротный, чистый; вот окна – прикрыты от жары плотными ставнями, на ставнях – простенький витой узор; вот крыльцо – три деревянных, окрашенных белым ступеньки, и дверь – даже не скрипучая.
К крыльцу тропинка, выложенная камнями, а вокруг небольшой сад – в нём благоухают разноцветные кустарники с россыпью мелких белых и розоватых цветов. И никакой тревоги не может здесь даже виться – это понятно каждому с первого взгляда; и никакой тайны здесь быть не может – всё на виду, открыто. Таких домов много.
Правда, надо всё-таки признать – внутренне чувство тоже может подвести. И в этом доме – в доме семейства Морено есть две большие тайны.
Первая тайна связана с сеньорой Каталиной Морено – урождённой Саэс – хозяйкой этого дома, верной спутницей жизни сеньора Гонсело Морено. Вернее, даже не сколько с ней, а сколько с её умением готовить особенный миндальный торт. Что-то она умела добавить такое, что отличало именно её пирог от пирогов, готовившихся на соседних улицах – совершенно одинаковых. И вроде бы вкусно получалось у каждой хозяйки, а вроде…
Да чего уж там! Миндальный пирог, дразнящий ароматами, едва ли мог у кого-то не получиться и всегда выходил прекрасно: чуть влажный, но неумолимо нежный бисквит, растрескавшаяся от печного жара корочка, в которую заливали сироп, и непередаваемый миндаль, раскрывший все лучшие оттенки своего вкуса – чего ещё желать к десерту?
А всё-таки у Каталины Морено всегда было как-то иначе, как-то лучшее, нежнее, и вкус был богаче, и вроде бы малость – а в итоге – тайна!
–В чём секрет? – напрямую спрашивала сеньора Риос, придирчиво оглядывая бисквит и начинку и едва ли не на кусочки её разбирая.
–Это моя маленькая тайна, – Каталина неизменно качала головой, улыбалась, но глаза её оставались серьёзными.
Соседки совестили и упрашивали, взывали к лучшим чувствам Каталины, но она качала головой:
–После моей смерти найдёте!
Она легко говорила о смерти. Может из-за своего мужа-доктора, может быть от того, что чувствовала себя ещё полной сил. Детей у четы Морено не было и Каталина обещала соседкам, что каждая из них после её смерти может войти в её спальню и взять рецепты из её рукописной книги. На том сходились до следующего пирога, представленного на каком-нибудь местном празднике или испечённом без повода.
Второй секрет был связан уже с Гонселом Морено и, честно говоря, узнай кто о нём – не избежать Гонсело тюрьмы. Но кто бы заподозрил доктора Морено – человека почтенного и уважаемого?..
Впрочем, по порядку.
***
Не над всеми одинаково рождается удача и не все приходят в этот мир равными. Гонсело появился в семействе настолько неудачном, что казалось не было у него и шанса на счастливую жизнь: мать – забитое, несчастное существо, отец – человек с золотыми руками и скверным характером, отягощенным пьянством.
Оглядываясь назад, Гонсело и сам признавал, что несмотря на невезучее рождение, дальше удача его баловала. Он не умер в холодном полуподвале, который одновременно служил им домом, и был мастерской редко трезвого отца. Он не слёг с желудочными болезнями от плохого питания. Отец, который кулаками вымещал злобу то на нём, то на матери, не зашиб его окончательно. А ещё у Гонсело, рано ставшего знатоком улицы и уличных мелких подработок, появились знакомства – как подозрительные, так и приличные.
Словом – везение! Гонсело везло на людей. Сеньор Пита, к примеру, держал рыбную лавку. Гонсело получал не деньгами, но обедом (и это даже лучше – отец не мог отнять), за уборку и обработку рыбы. Руки Гонсело как и худая его одежда впитывали запах рыбы, руки разъедало, когда рыбу надо было пересыпать солью, и в глазах слезилось порою от запаха уже сгнившей, но… это была жизнь.
А сеньор Пита, знавший его семью (а в малых городах это неудивительно), сказал однажды и так:
–Ты смышленый малый! Ступай ко мне в лавку. Не надо тебе дома быть, беда там.
Гонсело насупился, потом покачал головой и коротко возразил:
–Мама дома.
Сеньор Пита вздохнул. Знал он такую породу женщин как мать Гонсело, но предложил:
–Её могу взять лавочницей. Богатств не обещаю, но хлеб будет.
Мать, однако, перепугалась и отругала Гонсело:
–А об отце ты подумал? Что с ним будет, если мы уйдём?
Гонсело только и мог что молчать, пока она отчитывала его за чёрствость сердца. Он ещё был юн и не знал мира, но в этот момент он начал соображать о нём что-то совершенно новое и когда мать устала, сказал коротко, не отзываясь на её тираду:
–Я немного хлеба принёс.
Это были остатки от обеда, данного за работу сеньором Питом. Мать смягчилась, а вот Гонсело уже не смог смотреть на неё прежними глазами. А ещё – уже смутно знал итог, когда красильщица сеньора Толедо, жившая недалеко, кормя его обедом за работу (помог натаскать воды), предложила ему передать матери, что она может получить работу и не зависеть от мужа.
–Грешно, конечно, – вздыхала сеньора Толедо, – но лучше худая жизнь, чем безжизнье! Что её ждет? Забьёт её твой отец и дело с концом. А так…