Двое как один

Часть 1

Про такие места говорят, что здесь прекрасно всё. Город, символом которого являются две рыбки. Согласно легенде, своё название он получил благодаря трагической истории любви дочери купца и сына бедного каменщика. Не получив согласия родителей на брак, молодые люди сказали: «Пусть двое будут, как один», бросились с городской стены в море и превратились в рыб. «Двое как один» дословно переводится примерно как «budu dva» – Будва. Один из самых старых городов Черногории и один из лучших её курортов. Чистые галечные пляжи, множество развлечений, живописные мощёные улочки с красночерепичными крышами домов, район вилл в греческом стиле с множеством зелени, цветов и парков вокруг. Я видела отдыхающих всех возрастов и категорий. Молодёжь, приезжающую ради ночных клубов и веселья до шести-семи утра, пары с детьми, которые часами не вылезают из чистых вод Адриатики, и романтиков, прогуливающихся повсюду исключительно за ручку. Но я и не думала встретить столь далеко от дома того, кого любила шесть лет назад. Или же считала, что люблю.
Я сталкиваюсь с Эдвардом Калленом фактически лоб в лоб. Мимо меня снуют постояльцы отеля, которые тоже ещё не спят, и его сотрудники, за чем я наблюдаю в ожидании лифта, чтобы подняться наверх. Уже два часа ночи, и, хотя мне понравилось пребывание на единственной дискотеке, которая работает дольше остальных, в Будве есть ещё много мест, куда я пока не успела дойти. Будет не очень хорошо проспать завтрак и задержаться с выходом из отеля поутру. Наконец раздаётся сигнал о прибытии металлической коробки, курсирующей между этажами. Я предвкушаю быструю поездку на четвёртый этаж, но ничто не готовит меня к... Эдварду. Он смотрит в телефон, когда двери открываются. И не двигается, явно о чём-то задумавшись. Это даёт достаточно времени, чтобы его рассмотреть. Бронзовые волосы, густые ресницы, отбрасывающие тень на щёки, умеренно пухлые губы, выразительные скулы, потрясающе красивое гладкое лицо. Всё это знакомо и кажется... родным. Но за эти шесть лет он возмужал, и это было не при мне и не со мной. И таким образом я понимаю, что он другой. Наверняка стал другим. Не снаружи, а внутри. Я же стала.
– Извините, я... – наконец он поднимает рассеянный взгляд и перестаёт говорить. Левая рука поднимается к волосам узнаваемым, незабытым мною жестом. Но в тело, в сердце врезается не этот жест сам по себе. А отражение света от пальца. Отблеск обручального кольца. Золотого. Эдвард Каллен на ком-то женат. – Белла. Это ты.
– Здравствуй. Ты выходишь?
– Да. Да, извини.
Спрятав телефон в карман светлых брюк, отодвинув в сторону ткань не заправленной в них рубашки, он выходит в фойе, а я наоборот делаю шаг в направлении лифта. Эдвард задевает мою руку своей будто намеренно, отчего я вздрагиваю как в связи с неожиданностью соприкосновения, так и потому, что прежде он всегда влиял на меня именно так. Я жму на кнопку своего этажа, молясь, чтобы Эдвард просто пошёл вперёд или куда там ему надо, не оборачиваясь. Эдвард Каллен поворачивает направо. Двери закрываются. Я снова нахожу в себе способность дышать. Но не притворяюсь, что не думаю над тем, из-за чего он мог покинуть свой номер столь поздно, и где его... супруга. Здесь или нет. Неуместные мысли для той, кто в прошлом сама стала инициатором разрыва, но...
Мы с Эдвардом были вместе все годы учёбы в колледже, начав встречаться ещё в старших классах. Моя первая влюблённость, первый поцелуй и секс, как закономерное продолжение. Всё это было у меня с парнем, которого до определённого момента я знала, лишь как одноклассника и сына школьного директора. Мы оба отказались от мысли поступать учиться в другие города ради того, чтобы остаться вместе, но после университета Эдварда словно подменили. Он не хотел никуда выходить после работы, и после напрасных попыток понять, отчего ему вдруг стал безразличен окружающий мир, я стала выбираться в свет с подругами или одна. По возвращении домой мне случалось приходить в пустую квартиру, ведь со временем мой парень променял меня на тусовки с друзьями, оправдывая это тем, что не сидеть же ему в четырёх стенах одному, и очередная особенно крупная ссора закончилась тем, что я наговорила много всего, а напоследок озвучила яростное желание больше никогда его не видеть. И Эдвард исполнил его. Он собрал вещи на следующий же день. Пока я была на работе. К вечеру в шкафу осталась лишь моя одежда. То же самое и с принадлежностями в ванной комнате. Я знала, куда Эдвард мог поехать, буквально все адреса, но позволила себе закрепить расставание собственным бездействием. Мне не был нужен парень, не готовый внутренне развиваться вместе со мной и бороться за меня. Теперь вы, наверное, понимаете, почему спустя эти годы я считаю, что не любила его тогда. Потому что если бы любила, то любила бы его любым. Вопреки его затворничеству и нежеланию посещать музеи или ходить в кино после напряжённых будней. А теперь его любит другая, и он наверняка отвечает ей взаимностью. В этом же суть брака? Прежде всего любить?
Следующий день я начинаю с посещения небольшого зоопарка у центрального автовокзала, где обитают олени, павлины, лебеди, а также множество кроликов. Я кормлю их предоставляемой едой. Наблюдать за милыми подёргивающимися носиками невероятно завораживает. Полуденный зной я пережидаю в уютном ресторанчике в районе вилл, наслаждаясь салатом из капусты, большой отбивной с варёной картошкой и прохладным лимонадом. В первый свой обед здесь, когда мне принесли заказ, я подумала, что съесть столько точно невозможно, но, едва я положила в рот первый кусочек, моё мнение быстро изменилось. В Черногории оказалась невероятно вкусная кухня. Формулируя мысленные планы на остаток дня, после еды я возвращаюсь в отель и решаю немного передохнуть у бассейна.
Я прикрываю глаза, расслабляясь в шезлонге чуть в стороне от скопления людей. До моря тут буквально две минуты, отчего явственный запах солёной воды царит в воздухе и около бассейна. В нём плескаются дети в нарукавниках и без, пока взрослые отдыхают в тени зонтиков, но я не избегаю солнечных лучей намеренно и потому ощущаю странную прохладу, едва что-то лишает моё тело естественного источника тепла. Глаза открываются в стремлении понять происходящее и являют моему взору тень, созданную Эдвардом, и соответственно его самого. Он в футболке, шортах и шлёпанцах. С перекинутым через плечо полотенцем. И смотрит на меня озадаченным, зорким взглядом. Я чувствую, что не могу пошевелиться.
– Привет, – односложно говорит он, выглядя несколько растерянным, и я вновь задаюсь мысленным вопросом, что же привело его в Будву. Вряд ли, конечно, работа, но в остальном видеть его слоняющимся в одиночестве уже во второй раз наполняет моё сердце то ли сочувствием, то ли просто сожалением о былом. О всех обидных, оскорбительных и нелицеприятных словах, что были сказаны.
– Привет.
– У тебя тут не занято? Могу ли я сесть рядом?
– Нет. В смысле не занято. Я не возражаю, если ты хочешь.
Эдвард садится на соседний шезлонг, перемещая полотенце в руки. Они у него очевидно загорелые, словно он уже провёл достаточно времени где-то у моря ещё до Будвы. Трудно не думать о том, как эти самые руки касались меня и не только. Мысли просто возникают в моей голове, и всё. Я качаю ею в потребности их отогнать, пока он не видит.
– Как ты? – вежливо спрашивает он. Его голос, как и тогда, чарующий и тягучий, но Эдвард всегда говорил, что это не зависит от него. Что это просто голос. Я же была готова слушать его и слушать.
– У меня отпуск.
– Я в целом. Не о том, почему ты здесь.
Эдвард проводит рукой по задней части своей шеи, явно раздражённый либо тем, что я в принципе оказалась тут одновременно с ним, либо моей попыткой строить из себя недотрогу. В ожидании моего ответа на его лице появляется истинное недовольство. Он никогда не умел скрывать ни злость, ни гнев, ни другие отрицательные эмоции. Разве что беспокойство о ком-то или о чём-то. Так вот, визуально его ни разу не взволновало то, что наши отношения, вероятно, движутся к закату. Даже когда мы ссорились в последний раз, хотя тогда я ещё не знала, что это конец, он выглядел скорее уставшим после приятно проведённого времени с друзьями, чем расстроенным из-за факта разрушения своей личной жизни.
– Я нормально, – вяло отвечаю я. Так ведь говорят с бывшими, случайно столкнувшись где-то много лет спустя? Неохотно и механически?
– Ты одна? Я имею в виду, приехала сюда? – пристальный взгляд. Рассудительный тон. Явно обдумывал прежде, чем спросить, но всё равно не достиг совершенства. Внутри себя я улыбаюсь из-за этого, хотя внешне, надеюсь, остаюсь бесстрастной.
– Да. А ты?
– Я здесь потому, что... – Эдвард отрешённо моргает. Я ожидаю, что он вот-вот отвернётся, отведёт взгляд по причине, которая известна лишь ему одному. Я ошибаюсь. Этого так и не происходит. Каллен смотрит просяще. – У меня медовый месяц, если быть честным.
– О, – невольно я смотрю на его кольцо и сглатываю застрявший в горле вдох. Нужно что-то сказать, точнее что-то очень хорошее, раз передо мной один из молодожёнов, но я в ступоре и вряд ли способна на искренность вот прямо сейчас. – Тогда это... хотя неважно. Не хочу лезть не в своё дело.
– Ты не лезешь. Просто скажи, о чём подумала, – фактически требует он. Между его бровями и на лбу залегают морщинки из-за того, как Эдвард хмурится, но они его не портят. Они тоже являются тем, что мне в нём знакомо.
– Странно, что ты один. Только и всего. А она не с тобой. Но, как я уже и сказала, меня это не касается.
– Ну, если у людей разные интересы, то...
Но Эдвард не успевает закончить. Его имя произносит незнакомка и, подойдя из-за спины, собственническим движением опускает руку на его плечо. Руку с золотым обручальным кольцом. Хотя я всё понимаю, ещё не обратив внимания на него. Передо мной та, о ком мы едва заговорили. Новоиспечённая миссис Каллен выше и худее меня. И её светло-русые волосы выглядят только что уложенными, тогда как мои на ветру и влажном воздухе мгновенно превращаются в спутанную копну. А грудь больше моей. Учитывая подчёркивающее фигуру бикини, пусть оно частично и скрыто под парео, чтобы не заметить определённые части тела, мне нужно было бы ослепнуть.
– Привет, милая. Познакомься, это Белла, мы с ней учились на одном курсе в университете. Белла, это моя... Джессика, – Эдвард представляет нас друг другу, но я слышу его слова не особо чётко. Меня больше заботит, коснётся ли он своей жены в ответ. Когда он продолжает избегать этого, несмотря на то, как мало расстояние между их телами, я думаю, что ему, наверное, неловко проявлять привязанность из-за меня. Что он, может статься, щадит мои чувства. Мысли об этом достаточно, чтобы чувствовать себя жалко и хотеть убраться отсюда ко всем чертям.
– Поразительно, вот так совпадение. Вы не виделись сколько... шесть лет?
– Да, шесть, – совсем притихшим голосом и без прежней энергии подтверждает Эдвард. На самом деле шести лет ещё не прошло, но неважно. Будь я на его месте, я бы тоже скрыла от своего новоявленного мужа, что вот мужчина, моё общение с которым он случайно застал, не просто мой когда-то сокурсник. О таком не сообщают во время медового месяца. А после его окончания и возвращения домой и вовсе исчезает всякий смысл упоминать как бы между делом.
Я протягиваю руку за своей сумкой с вещами в намерении уйти и сажусь в шезлонге, надеюсь, грандиозно, когда Джессика проводит рукой по шее Эдварда, переглядывается с ним и после всего этого вполне дружелюбно смотрит на меня, и следующее, что я осознаю, это жизнерадостно-приветливый голос, предлагающий нам всем встретиться вечером.
– Мы определённо должны поужинать. Скажем, часиков в семь в каком-нибудь ресторане на набережной. Вам наверняка есть что вспомнить, и я хочу послушать про различные забавные истории, связанные с учёбой.
И тут Эдвард наконец словно вновь становится живым. Зорко, пронизывающе смотря на меня, он качает головой и торопливо замечает:
– Джессика, я уверен, что у Беллы есть свои планы, – в моём понимании Эдвард цедит сквозь зубы. Хочет ли он таким образом намекнуть мне отказаться или нет, я не знаю. Я вообще не особо понимаю сути всего происходящего. Лишь слышу, как автоматически и монотонно бормочу:
– Нет у меня планов.
– Вот видишь, дорогой, Белла вполне свободна. Знаешь ресторан Carpe Diem?
– Найду, – отвечаю я, поднимаясь. Эдварду всё это явно не нравится. Он нахмурено взирает на плитку под нашими ногами, но молчит. Хотя, думаю, мог бы сопротивляться более активно, если его нежелание видеть меня настолько велико, какой бы ни была причина. Я почти хочу, чтобы он придумал что-то ещё. Но всё же не хочу.
– Тогда увидимся.
– Да. Я приду.
Я ухожу, но не справляюсь с желанием оглянуться. Джессика уже стоит не сбоку, а перед Эдвардом, и её лицо так близко к его, что если она немного наклонится, то сможет поцеловать его губы. Но он говорит ей нечто, что я не слышу, нечто, что с виду чревато размолвкой, но меня прошлую то же самое останавливало далеко не всегда. Не сосчитать, сколько раз я целовала Эдварда, когда мы ругались, и после специфического примирения хотела верить, что вот так всё наладится. Я продолжаю путь прочь от бассейна, стараясь не думать о нём и миссис Каллен в подобном ключе, и при посещении достопримечательностей мне благополучно удаётся отвлекаться, но, вернувшись в отель, чтобы собраться к ужину, я веду себя так, будто сходить в ресторан с супружеской парой равносильно соревнованию за уже занятого мужчину. Я злюсь на свои пышные волосы, на отдельные пряди, которые так и выбиваются из-под крабика, на то, что хочу выглядеть не сильно хуже Джессики, хотя у меня с собой нет ни действительно красивого вечернего наряда, ни туфель даже на низком каблуке. Лишь осознание того, что опоздать будет невежливо, заставляет меня прекратить все эти размышления и просто одеться в юбку и лёгкую рубашку без рукавов, захватив с собой маленькую сумочку. И всё равно можно было не спешить. Потому как я прихожу последней. Эдвард в брюках и рубашке и Джессика на шпильках и в облегающем платье, как я и предполагала, что может быть, уже ждут у дверей заведения. И зачем я только ввязалась во всё это? В этот словно дурной фильм, где в главных ролях он, я и его жена с той лишь разницей, что в реальной жизни никто не собирается переворачивать всё на триста шестьдесят градусов?
Внутри изысканного заведения с приятным интерьером и белыми скатертями на столах в выборе блюд я ориентируюсь на рекомендации официанта, и впоследствии Эдвард поступает точно так же. Я сижу напротив него, а Джессика наискосок от меня, и она единственная из нас троих, кто делает выбор самостоятельно и ещё заказывает вино. Мы с Эдвардом одновременно произносим, что не будем, после чего она просит фужер для себя. Наша ситуация всё больше начинает казаться чем-то, что я совершенно не обдумала, напоминая сценарий, в котором полно сюжетных дыр.
– Итак, Белла, ты здесь уже несколько дней, верно? Я ведь могу обращаться к тебе на «ты»? Я не спросила об этом ранее.
– Всё верно. И да, можете.
– Ты тоже обращайся ко мне на «ты». Друзья Эдварда и мои друзья тоже. Я помню, вы давно не поддерживаете связь, но всё же.
Её слова заставляют меня чувствовать себя ужасно. Потому что, если бы она только думала, что от неё не просто что-то скрывают, а лгут, она бы, вероятно, плеснула в меня своим вином, которое как раз приносит официант. Эдвард излучает немыслимое напряжение, очевидное, возможно, только мне, но улыбается, едва Джессика поворачивает голову в его сторону и прикасается к его левой руке. Надо сказать, эта улыбка весьма убедительная и искренняя. Если не обращать внимания на то, что, будь она действительно таковой, у глаз Эдварда образовалось бы больше морщинок. Джессика ведь должна знать такие вещи и понимать, что её муж отчего-то не слишком счастлив? Тем не менее, это мгновение становится тем, после наступления которого она постоянно либо смотрит на него, либо поддерживает тактильный контакт и успевает ещё и есть, а также управлять течением разговора фактически за нас троих.
– А кем ты работаешь, если не секрет? – в какой-то момент интересуется Джессика с равными долями любопытства и предоставляемого мне права отказаться отвечать. Но у меня нет проблем с тем, что я не люблю то, чем занимаюсь, или стыжусь этого и потому не горю желанием распространяться.
– Я аналитик данных в IT-сфере. То есть являюсь связующим звеном между разработчиками программ и заказчиками. Но также умею переводить данные с технического языка на показатели продаж, прибыли и расходов. Эдвард сможет рассказать подробнее, если тебе захочется знать больше.
– Да, верно, ведь в чём-то ваши профессиональные задачи, кажется, схожи. Эдварда недавно повысили до ведущего бизнес-аналитика. Неожиданно-замечательный подарок к свадьбе. Требуется больше отдачи и сил, но Эдварду всё равно не трудно помыть посуду или убраться. Прежде, чем выходить за кого-то, стоит проверить, какой он в хозяйстве, способен ли помочь по собственному желанию или ничего не станет делать, даже если попросить. Мне вот повезло.
– Лучше сменить тему, – бросая на меня уклончивый сожалеющий взгляд, резко прерывает поток добрых слов в свой адрес Эдвард. И по поводу чего ему жаль? Насчёт этого вечера или потому, что мне в своё время он никогда не помогал и не стремился никуда выше экономиста, ведущего бухгалтерский учёт в мелкой компании, а теперь сделал и делает всё это для другой?
– Я ведь просто рассказываю, какой ты у меня замечательный.
– Но уже достаточно, я серьёзно, – настаивает Эдвард, – давайте лучше закажем десерт.
Джессика успешно переключается на выбор между пирожными пару минут спустя, но прежде, чем ей приносят заказ вместе с моим кофе и чайником чая для Эдварда, ей кто-то звонит, и, извиняясь, она оставляет нас одних, а сама направляется на улицу. Я решаю, что это более подходящий и менее неловкий момент, чтобы разобраться с оплатой, чем если мне придётся заговорить о счёте при Джессике.
– Я допью и уйду. И вот. Мои двадцать два евро, – я кладу деньги на стол. – Согласно меню, этого хватит.
Эдвард раздражается в один короткий миг. Стремительно и становясь сердитым. Взгляд затравленного человека.
– Зачем ты делаешь это, Белла? Пытаешься унизить меня? Мы позвали тебя, и я в состоянии...
– Не вы, а твоя жена.
– Хорошо, моя жена, – сипло соглашается он, – в любом случае я могу заплатить и без твоих денег. Забери их немедленно.
– Я и не сомневаюсь, что можешь, но не должен.
Времена, когда он платил за что-то за нас обоих или вместе со мной, например, за еду, квартиру, вещи или развлечения, давно в прошлом. Для пары, влюблённой и связанной совместным бытом, это было правильно и естественно. Но теперь я сама по себе, а он сам по себе, но с женой.
– Извини, если ты почувствовала себя действительно обязанной проводить время с нами, – ломким голосом произносит он, отрешённо наблюдая за моими движениями. Мне тяжело на него смотреть. Так и хочется спросить, отчего он не вернул меня ещё до того, как по-настоящему потерял, но я беру свои чувства под контроль.
– Я была рада тебя увидеть, Эдвард, и желаю вам двоим лишь счастья, правда. Может быть, мы ещё увидимся, но если нет, то прощай.
Прощай... Разъедающее душу слово, которое никто из нас не сказал тогда. Слово-конец. Слово-прощение. Мне всю ночь снится то, как я произношу его. Как Эдвард словно теряет дар речи. Лишь невидяще смотрит сквозь меня, будто я бестелесный призрак. Я не знаю, каким был его взгляд в действительности, потому как отвернулась, не дожидаясь реакции. Тем не менее, то, через что протаскивает меня подсознание, делает моё тело разбитым и не желающим особо двигаться, функционировать, быть вне отеля, но я вытаскиваю себя наружу силой воли около двух часов дня и направляюсь в порт. В моей сумке носки, полотенца, майка, дополнительный купальник помимо того, что уже на мне, и я чувствую всё больше моральной и физической готовности понырять с аквалангом по мере сокращения расстояния до гавани. Достигнув нужного катера, я прохожу через краткий инструктаж, включающий в себя серию вопросов и ответов о моём опыте погружений, знакомлюсь с инструкторами по одному на каждого из двенадцати человек и оплачиваю сто евро за два погружения и медиаматериалы.
– Мы отправимся к острову святого Николая ровно в 15:00. Возвращение обратно в 18:00. Одно погружение длится в среднем тридцать-сорок пять минут на глубине шесть-девять метров. Чай, вода и кофе бесплатные. Туалет и душ находятся с левого борта. На верхней палубе можно загорать. Все, кто здесь за компанию, смогут купаться вокруг катера, как только мы бросим якорь. Маски, трубки и ласты у нас есть. А теперь поднимите руки те, кто занимался дайвингом хотя бы раз, чтобы я мог окончательно посчитать, – говорит мужчина, видимо, главный инструктор, и, делая, что он велит, я осматриваюсь вокруг, чтобы тоже узнать, сколько людей, включая меня, обладают хоть каким-то опытом. В животе словно возникает спазм, и я застываю с ощущением горечи внутри, встречаясь взглядом с тем единственным человеком, с которым мне доводилось погружаться. Между мной и Эдвардом Калленом двое мужчин и одна женщина. Я едва слышу, что нам ещё говорят. Отвожу взгляд, чтобы попытаться вновь сосредоточиться. Надеясь на отсутствие мыслей о том, где миссис Каллен на этот раз и почему вновь не с мужем, но тщетно.