Двойка

Двойка

Однажды Васька к своему ужасу получил двойку. Это была его первая двойка — по математике — большая, размашистая «2» в тетради. Двойка была настолько огромной, что заняла четыре клеточки, хотя учительница всегда говорила им вписываться в две. Наверное, для двоек это правило не действовало — или для учителей. При этом правила почему-то распространялись на Ваську и его одноклассников, и все они единогласно посчитали это несправедливым. Правда, сейчас это не так волновало Ваську. Больше волновала двойка. Когда он открыл тетрадь и увидел ее, то тот же закрыл. Но двойка, казалось, прожигала листы, и даже сквозь несколько страниц Васька видел, как она медленно проявляется на обложке с машинками: подлезает под колесо своим массивным телом в четыре клеточки, выглядывает из-за мультяшных глаз.

Пришлось открыть тетрадь и снова взглянуть в глаза страху. Оказалось, что двойку ему поставили за то, что он совершенно забыл сделать домашнее задание и сдал пустую тетрадь. От его ДЗ была только шапка: «Домашнее задание», «Четырнадцатое марта», — и все. Дальше только двойка. Васька понятия не имел, как так вышло.

Он огляделся по сторонам, но никто не заметил, что у него двойка. Поэтому он принялся вспоминать, буравя ее взглядом. Если он не сделал домашнее задание по веской причине, то это можно будет использовать на суде в свое оправдание, а если же случайно просто забыл… Тогда никакой адвокат его не оправдает.

Васька нахмурился, прищурился, двойка раздвоилась, и стало еще хуже. Целых две-три-четыре двойки. Васька вспомнил: он открыл тетрадь, а потом ему позвонил Никита, и они обсуждали, что будут делать на весенних каникулах — Никита предлагал запустить бумажных корабликов по растаявшей реке, а еще сходить в парк, а Васька сказал, что пора начинать весенний сезон во дворе: достать мяч и попинать его, если будет сухо. «Если, — сказал Никита, — баб Нина сказала, что сухо не будет. Баб Нина точно знает». Васька был несогласен — его бабушка говорила, что сухо может быть. У Васьки с Никитой разгорелся нешуточный спор, в который затем были втянуты обе бабушки, и уже они спорили, какая погода установится на весенних каникулах, а Васька побежал к Никите домой, чтобы наблюдать за спором со стороны баб Нины и оказывать своей бабушке моральную поддержку и подтачивать уверенность «врага» — а еще у Никиты были сухарики, так что Никита был временно исключен из «врагов». Потом бабушки до чего-то договорились, как-то быстро и мирно придя к решению, что во всем виноваты мальчишки, а потом и вовсе по телевизору начались мультики, и Васька с чистой совестью остался их смотреть. Домой он вернулся, когда позвонила мама, и с такой же чистейшей, кристальной совестью захлопнул тетрадь и сложил ее в портфель.

Васька расширил глаза, и двойка снова стала одной. Катастрофа. Это была настоящая катастрофа. Ни единой надежды на оправдательный приговор — разве что можно привлечь к ответственности Никиту, но он, в общем-то, ни в чем и не виноват.

— Что у тебя за домашку? — тихо спросил Васька Никиту, который сидел сбоку.

Никита показал четыре пальца. «Вот же предатель», — подумал Васька и обиделся на Никиту. Настоящее предательство лучшего друга. Теперь он даже не мог сослаться на него и сказать, что они оба забыли про ДЗ. Играли вместе, мультики смотрели вместе, а влетит только ему! Несправедливо.

Остаток урока Васька хмуро поглядывал на Никиту, но тот оказался совершенно невосприимчив, даже показал ему большой палец. Кажется, он не чувствовал, как Васька насылает на него проклятье.

Домой Васька брел в унынии. Проходя по мосту, он даже задумался «случайно» выронить тетрадь, чтобы она утонула среди уток, что копошились на пятачке, отмерзшем от зимы. Утки съедят его двойку, и никто не узнает. Мама не узнает, папа не узнает, даже бабушка не узнает.

Васька отпирал дверь так медленно, будто всходил на эшафот. Однако когда он открыл квартиру и заглянул внутрь, на него уставился только Арчи. Васька тут же воспарил на облаке удачи — бабушка, кажется, вышла! У Васьки еще было время сделать домашку по математике на другой странице так, чтобы скрыть эту двойку, и никто бы ничего не заметил. Это показалось ему отличным планом.

Он даже не стал обедать, торопясь до прихода бабушки, чтобы сделать домашнее задание. Он смело перевернул страницу, скрывая эту ужасную двойку, хотя там оставалась еще половина свободных клеточек, а затем написал: «Шестнадцатое марта». Им было снова задано несколько примеров, и Васька разделался с ними так быстро, как никогда в жизни. Но поворот ключа заставил его подпрыгнуть на месте. Бабушка вернулась. Васька поспешно дописал: «Ответ: 4» и захлопнул тетрадь. Двойка жгла через обложку, но он принял безмятежный вид.

— Уже делаешь уроки? — удивилась бабушка. — Какой старательный ученик! Отличник! — похвалила она его.

Васька кивнул с умным видом, хотя где-то в глубине его живота закопошилось что-то неприятное, что-то предательски заставляющее щипать глаза.

— Уже закончил? Молодец! Пойдем кушать, — сказала бабушка, проходя на кухню.

Васька оставил тетрадь, но нить вины будто прилипла к нему и потянулась от тетради до кухни. Аппетит совершенно пропал, и Васька ковырялся в супе, вылавливая морковку и пытаясь приклеить ее к ободку, чтобы она там осталась, и ее не пришлось есть.

— И морковку кушай, — сказала бабушка, заметив его действия. — Полезно для мозгов. Будешь еще лучше решать примеры.

Васька насупился и шмыгнул носом. Стыд в животе свернулся узлом, мешая ему есть морковку. В конце концов бабушка пожалела его за унылый вид и забрала тарелку.

Васька быстро вскочил из-за стола, радуясь, что свободен. Он поспешил к гостиной, но в дверях его догнал бабушкин голос:

— Давай проверю твое домашнее задание, раз все сделал.

Васька содрогнулся, будто его обухом ударили по голове. Проверить! Ваське обычно доверяли, никогда домашку не проверяли, потому что он все сдавал в срок и двоек не приносил. Лишь изредка бабушка, если он все делал пораньше, могла взглянуть, не наделал ли он ошибок. Васька тут же шлепнул себя по лбу: как же он забыл про это! Так ошибиться…