Двойник

Двойник

Много званых, мало избранных

Лк. XIV, 24

Поехали!

Мякина часто путали с братом, и ничего в этом странного или удивительного не было. Близнецы даже стриглись одинаково и лет до шестнадцати носили одинаковую одежду, но вот в чем дело — Сашу путали с Пашей, а не наоборот. Спрашивали типа: «Паша?», и расстраивались. Всегда или почти всегда.

Сашу это злило. Он хотел быть похожим на брата — не получалось. Паша располагал к себе людей, умел умно говорить или молчать, размахивал руками, что-то рассказывая, громко смеялся, а ещё имел успех у женщин. Короче говоря, Павла Андреевича Мякина любили все. Он был нужен. Жене, родителям, родине. И, что вносило в душу Саши окончательную неразбериху, брат безумно любил его. Можно было бы ненавидеть Пашу. Будь он позёр, дурак, будь злой, глупый или самовлюблённый, кабы отбирал он в детстве игрушки, сегодня было бы проще, понятнее. Но Паша всегда и во всем помогал брату.

Саша стоял там, в бункере стартового комплекса, и чувствовал себя ужасно: яркий свет, слишком много людей. Огромные компьютеры и бесконечное движение. Люди в белых рубашках, лица напряжены. Сашу и пустили-то сюда только потому, что брат поставил такое условие.

Было восемь часов утра. То есть почти восемь — семь часов сорок четыре минуты. Саше велели не мешать и стоять вон там, ждать, когда позовут. Он стоял, ждал, и крутил в голове последние слова, которые смог сказать брату: «Удачи тебе, родной». И всё. Но было ли этого достаточно? Паша крепко обнял брата, — такой огромный в этом скафандре, ужас, — и, ничего не сказав в ответ, пошёл к лифту, который ещё спустя секунду донёс его до носа огромной ракеты…

…Дул сильный холодный ветер. Уже совсем рассвело, Саша видел небо, очень синее и чистое, почти без облаков, а под небом — голую промозглую степь. На подъезде к космодрому Саша смотрел в окно автобуса на солончаковые реки, то тут, то там мелькали они, слишком белые на общем фоне, и не мог вспомнить, говорят ли о солончаке «река». Течёт ли он куда-нибудь? Ещё Саша старался разглядеть вдалеке, на горизонте, край солнца, но не мог — вернулся в настоящее.

— Александр! — позвал кто-то. — Александр Андреевич, идите сюда!

Мякину опять стало не по себе. Точнее, стало окончательно не по себе. Не то чтобы он не хотел здесь быть, очень даже хотел, но вот хорошо было бы, если их вот, всех этих операторов и других людей — не было.

— Александр!

Объявлена пятиминутная готовность. Больше у Паши для брата времени не будет.

— Эй, — донеслось откуда-то из динамиков, которые здесь черт знает где, повсюду вообще, а потом Саша увидел огромное лицо брата на экране, очень близко. Брат улыбался. Вокруг Паши горели сотни тысяч магических огней: датчики, индикаторы и всякое совершенно Саше непонятное. Камеры, экраны.

— Как ты там, Сань, держишься?

Нужно было говорить. Паша ждал и все ждали. Идиотские все.

— Все хорошо, брат. А у тебя получилось, все работает?

Вопрос был глупый.

— Все отлично работает, Саш. Больше времени не будет, поэтому хочу тебе сказать. Я тебя люблю, брат. Ну, на всякий случай скажу, ты понимаешь. Заезжай к Светке иногда, хорошо? Ну, я писать буду, люди Ивановского тебе объяснят, что к чему. Коммуникатор уже должны были привезти и установить. Из-за расстояния там только текст. Будем как в детстве, помнишь, друг другу записки писать? Только теперь щель под дверью равна расстоянию от Земли до Солнца. Много всего хочется сказать, а времени нет. Береги себя, родной, и не скучай, скоро вернусь. Люблю.

— Я тебя тоже люблю, Паш.

Готовность одна минута. Наконец, пришли последние команды пускающего: «На старт!», «Есть на старт!», что-то загудело, будто что-то огромное, «Пуск!» — и, повинуясь последней команде, оператор нажал кнопку. Раздался вулканический гул двигателей, ракета медленно оторвалась от стартового стола и, быстро набирая скорость, понеслась в небо.

***

Однажды Саше приснилось, будто он превратился в букву «Ф». Проснулся в холодном поту и больше двух недель пытался не писать «Ф», искать синонимы словам, в которых она неизбежна. Форма. Флаг. Фармакология. Фрустрация.

— Безумие, — Света наклонилась, чтобы подлить Саше чаю, — просто поверить не могу, в голове не укладывается.

— Спасибо, — Саша взял чашку, и все равно поднёс ко рту, хоть чай и оказался слишком горячим. — Я тоже. Чего-то, не знаю, будто ожидал совсем другого чего-то. Или что будет… не так. Не знаю, как это правильно объяснить.

— Я бы не смогла.

— Я тоже не смог, на самом деле. Нужно было.

Прошло около минуты, прежде чем Саша понял, что замолчал.

— Что нужно было, Саш?

Света была красивой и уставшей, не спала ночь, плакала может быть. Светлые волосы, похожие на зрелую пшеницу, небрежно схвачены сзади, косметики нет. Черты лица выразительные, глаза синие.

— Ничего.

План был такой: приехать под видом того, что хочет, чтобы первое сообщение было написано совместно. Так, мол, будет правильнее.

— Так и напишем. Саша и Света. Что думаешь?

Света согласилась. Саша её страшно любил когда-то. Неловко вышло, когда Паша по просьбе брата за ней приударил в институте, а потом женился. А было ещё кое-что, там, в горах, на дне рождения, но об этом никто никогда не узнает. Даже Света. Она хорошо относилась к Саше и, ха-ха, считала, что узнав их с Пашей, перепутать больше невозможно.