Дьявол Ирска

Дьявол Ирска

Поп

- По подозрению в распространении наркотиков среди посетителей главной церкви Ирска задержан местный поп Валерий и некоторые церковнослужители, попавшие под прицел правоохранительных органов. Данное событие сопровождалось недовольством среди верующего населения, убеждённого, что Валерий и весь персонал храма ни в чём не виноват, а арест связан лишь с богоугодной пропагандой.

- Религия и я! Религия и я! – скандирует толпа.

Экран старого пузатого телевизора, оставшегося преимущественного на дачах, так как все квартиры захватили «плазмы», смотрят два человечка, не под спиртным, да и не на природе. Стандартная одиночная камера с туалетом и раковиной, из которых подтекает вода без добавления хлорки, так как вместо неё используется традиционная ржавчина. Сантехника служит главным и единственным интерьером, если не считать небольшой иконки, опирающейся на стенку. Сидят люди на кровати, пружины которой сильно скрипят уже после покупки в СССР, на матрасе, впитавшим в себя чью-то кровь; и смотрят этот пузатый ящик, взятый у охранника на время посещения. Забавно, что эта «элитная» камера имеет в себе телевизионный проводок, а не сам телевизор, который и утащил один из охранников, чтобы проводить ночи, с интересом пялясь на старенький фильм с кривым одноголосным переводом  часа в три ночи.

- Валерий всегда хорошо обращался с прихожанами. Не понимаю, кому он не понравился вообще, … Что же творится то? – прокомментировала какая-то бабка для местного телеканала, видимо не согласовавшего свой эфир с мелкими областными чиновниками. Хотя…Кто вообще смотрит местные новости, когда они не представляют скандала?

Эти слова интервью стали финальными на сегодня, ничего больше не проронит старый ящик, так как детектив Владимир встал и подошёл к кнопке выключения, нажал на последнюю, после чего прошло несколько секунд и экран потух, издав неприятный глухой звук.

- Странная ситуация, Валерий. Не знаю, что и делать.

- Чего делать, чего делать? Отпусти меня и всё, чего мудрите то? В камеру посадили, веру мою убрать хотите? Не дождётесь! Я как Галилей буду стоять на своём даже перед страшным судом.

Владимиру диалоги всегда удавались, … не удавались. Его работа, зачастую, сводилась к поимке мелких торговцев наркотиками, поимке юных торчков, и перевоспитанию их, без каких-то фильтров слов, действий и цензуры. Даже наоборот, такие люди, зачастую общаются через «сукабля», если не хуже. Существуют ведь особи, насколько опустившее своё положение в социуме, что способны лишь осознавать боль, воздействовать на мир болью, что намного хуже чем «плохие словечки» что льются изо рта «правильных» людишек.

- Вы же понимаете, что я не просто так Вас посадил, аргументы железные и…

- Ничего подобного. Ты, сын сатаны! – неучтиво перебил поп, ещё и обзывая человека, который захотел слегка помочь, после того как сам вычислил, провёл операцию и привёл обвинения, которым сложно возразить.

- Хотите заново всё обсудить? Вам уже и адвокат помогать отказался, после нравоучений о бесполезности профессии и того как Вы на неё накричали. Умная девочка, хороший юрист, а Вы с ней так…

- Проститутка!

- Не понял, - переспросил Вова, так как надеялся, что ему показалось.

- Дешёвая проститутка! – не показалось, - только и говорила, что придётся признать вину, что аргументы, «желе-езны» – последнее слово старик произнес, пародируя Владимира, уродливо изменив голос, - Да пошла она в задницу! Не понимаю, почему Анатольевич её прорекламировал как опытного юриста. Простая дура, так ещё и шлюха!

- Не особо понимаю, почему Вы оскорбляете девочку.

- А ты сам не видел? Столько лет, а кольца нет. В церкви ни разу не видел её, богу не могла отдаться. Точно ведь не девственница. Такими только на рынках торгуют, - старик резко замолчал, как будто брякнул что-то лишнее.

Владимир пытался переварить информацию, но какой-то фильтр мешал ему. Это не фильтр сознания и не фильтр из крана с ржавой водой, что же это за фильтр? Может, … может это фильтр адекватности и человечности? Да, возможно есть люди, готовые сохранять девственность до брака, готовые соблюдать посты – это нормально и в каких-то кругах почётно. Нельзя отбирать у священника его мыслей, мировоззрения. Однако довести человека до слёз, а потом ещё распускать слухи, основанные на домыслах - элементарно низко, особенно для уважаемого....

- Знаешь, мусор, - неожиданно вырвал Вову из раздумий старческий голос. Настолько он был внезапен, что детектив даже не услышал оскорбление, направленное уже к нему самому, - давай я тебе всё по-честному расскажу, а ты меня отпустишь, и скажешь, что ошибся… без претензий, с моей стороны, и со стороны моего начальства.

 - Ну, рассказывайте, - детектив не ожидал подобной разговорчивости, учитывая, что болтают они с обвиняемым один на один без адвоката. И никто не скажет когда стоит прикрыть рот, никто не сделает необходимый совет, никто не прекратит диалог, зашедший в не то русло. А вот начальства побаиваться можно, забавно как они вошли в гос-мафиозную структуру, переплелись связями, браками и детьми и теперь наравне считаются боссами игры Ирска.

- Начинай читать свой отчёт, а я буду рассказывать, как всё было, - такого можно ожидать, не ему же рассказывать. Перебивать все могут.

- У меня есть только черновой вариант, - Вова показал бумажку с небольшой схемой, рисунками и текстом, непонятно разбросанным по одному листу бумаги с помощью чёрной гелиевой ручки, - это мой черновик.

- Ну, так не пойдёт.

Поп прав. Дело в том, что как бы это глупо не казалось, но обвинений, в нормально сформулированном документе не существовало. Шеф игнорировал, забывая про то, что необходимо довольно быстро сказать человеку и разъяснить какие законы нарушает потенциальный преступник. А если нет – то это не преступник, а вы незаконно удерживаете законопослушного гражданина. Можно конечно сделать вид, что отпускаешь человечка, даёшь ему ощутить свободу, даёшь сделать один вдох чистого (относительно) воздуха, а потом снова забираешь и запираешь, чтобы тот дождался обвинения уже по другому поводу. Прошлый раз - это другое и вообще ничего не было. Таймер заводится снова и всё хорошо для всех, кроме родственников потенциального преступника, переживающих за состояние члена своего семейства, который оказался в ужасном месте, где может произойти всё что угодно.