Дыхание Велеса

Глава 27. Набег

Удельная Русь. Начало XIII века.

На следующее утро во двор князя Мстислава Изяславича прибыл хан Тугоряк. Русские дозоры встретили его отряд на заставе и препроводили к городу, чтобы жители окрестных селений, завидев «поганых» на своей земле, не ударились в панику. Тугоряк ехал с гордо поднятой головой, в войлочном кафтане, расшитом по вороту золотыми галунами, а по краям рукавов и подолу - парчой. Голову венчала остроконечная шапка с отогнутыми вверх полями, на ногах, вдетых в стремена, красовались кожаные сапоги, а на поясном ремне болталась сабля в кривых, расцвеченных камнями ножнах. Князь, в окружении воевод и бояр, ожидал гостя на крыльце терема. Тот ловко спешился, - будто соскользнул с лошади, - не спеша приблизился к Мстиславу Изяславичу, и, придерживая саблю, поклонился в пояс.

- Как доехал, уважаемый хан? – поинтересовался князь, щурясь от лучей рассветного солнца.

- Дороги на Русь теперь менее опасны, чем наши собственные кочевья, - ломая слова, ответил Тугоряк, но переводчик не потребовался – собеседник его хорошо понял.

- Что же, милости прошу в терем, - чуть наклоняясь и делая приглашающий жест рукой, молвил Мстислав. – Там и продолжим наш разговор. Негоже гостей на пороге держать.

Тугоряк вновь почтительно кивнул и последовал за князем. Беседа продолжилась за столом, над которым возвышались посудины с яствами. Расселись. Половецкий хан, едва отщипнув от варёной бараньей головы, приправленной хреном и сметаной, перешёл к существу вопроса. Он хотел заручиться поддержкой в возможной войне с монголами, жаловался на трудную жизнь, наставшую в степи с их появлением, поминал родственные связи с князем. Мстислав слушал внимательно, потягивая из серебряного кубка фряжское вино.

- Поговори с другими коназами, - просил хан. – Объясни им, что против такой силы в одиночку никому не выстоять.

Ответом ему стала горькая усмешка:

- О чём ты говоришь? Нету в нашей земле единства, передрались все, как бешеные псы. Монголы, судя по твоему рассказу, кочевники. Какой им интерес захватывать наши города? Не станут же они пасти овец внутри крепостных стен? Не проще ли русам с ними договориться, решив вопрос миром?

- А если не выйдет мира?

- Ну, а коли вздумают напасть, получат от нас такую взбучку, что больше воевать не захочется.

Тугоряк, прожевав кусок ржаного хлеба, на который подхватил белужьей икры с перцем и мелко порубленным луком, хищно раздувая ноздри, процедил:

- То есть ты хочешь сказать, что я напрасно жду от тебя помощи?

- Где монголы, а где Русь? – спокойно ответил Мстислав Изяславич, глядя в лицо кыпчака ясными глазами. – Сдаётся мне, что это не наша война, а ваша, любезный хан. Ты хочешь втянуть в неё мой народ, навлечь беду на наши города и сёла.

Тугоряк чуть не подавился гневом, глаза его зло сверкнули, лицо побагровело, густо налившись кровью, и чёрт знает каким усилием воли, он сумел промолчать - только схватил со стола кубок и сделал несколько нервных глотков вина. Вытерев покривившийся рот тыльной стороной ладони, - в то время как услужливый чашник протягивал сбоку рушник, - исподлобья уставился на Мстислава и зашипел, будто змея:

- Не ожидал я от тебя... не ожидал. Помянешь ты меня, светлый князь, да только поздно станет. Берегись! Отсидеться за этими стенами, - тут Тугоряк резко повёл рукою вокруг себя, - у тебя не получится.

Сидевшие округ князя бояре нахмурились, а кое-кто даже схватился за рукоять меча, готовый в любой момент вырвать клинок из ножен. Возможно, наказать дерзкого половца и впрямь следовало, но хозяин терема остановил негодующих властным движением руки.

- Ты раньше времени не горячись, - Мстислав Изяславич поглядел на собеседника сурово. Затем позвал писаря и молвил: - Отправь в Киев грамоту. Сообщи, что появилось в степи иноземное племя, называемое монголами, что захватывает оно половецкие кочевья и движется на Русь. Пусть решают, что делать. Коли созовут на битву, моя дружина отправится в числе первых. – Тут князь перевёл взгляд на Щелкуна, сидевшего по левую руку, пристально посмотрел на него и спросил: - Верно говорю, боярин? Никто ведь не откажется идти со мною в поход?

Тот как-то заёрзал, будто в скамье торчал гвоздь и натирал ему необъятный зад, помёл взглядом по столу, покряхтел. После ответил, хитро прищурившись:

- Вопрос сей, не мешало бы обсудить с глазу на глаз, княже.

- Угу, - хмыкнул князь, задирая бороду к потолку и посматривая на боярина как бы сверху, и с презрением, - в том я даже не сомневался...

Можно догадаться, какой состоялся меж ними разговор, но как бы то ни было, Тугоряк уезжал из города недовольным. Не то, чтобы Мстислав Изяславич совсем отказался помогать, но и конкретных обещаний тоже не дал, говорил осторожно, и на то у него имелись собственные причины, о которых он заявил ранее, и надо заметить – во всеуслышание. Нельзя забывать и то, что между князем и его старшим сыном тоже могла начаться война. Сама вероятность таких событий заставляла Мстислава Изяславича приберегать ратную силу, не распыляться ею.

А Тугоряк тем временем ехал со своим отрядом прочь. До степи оставалось несколько десятков поприщ, и как стало темнеть, половцы остановились на ночлег. Воины расположились посреди ровного, чуть наклонённого участка, по краям которого росли кусты шиповника и редкие деревца. Внизу журчал и извивался среди травы ручей. Половцы стреножили коней, установили посреди лагеря ханский шатёр, поужинали у костров варёной бараниной, запивая её подсоленным бульоном и кумысом из кожаных мехов. Насытившись, приготовились отходить ко сну.

Неожиданно на вершине холма показались конные дозорные, сопровождавшие всадника, одетого в длинное и тёмное облачение. Лицо его закрывал капюшон. Тугоряк, поглаживая усы, поднялся с кошмы и стал смотреть в их сторону. «Интересно, - подумал он. – Кто бы это мог быть?» Вскоре всадники приблизились настолько, что в сумерках можно было различить лица, но уже задолго до этого Тугоряк понял, что гость, пожаловавший в лагерь – женщина. Он усмехнулся, щуря глаза и приподымая брови, когда незнакомка натянула повод и откинула с лица капюшон.