Дымыч

История пятая

На уютном столике Дымыча сегодня царил хаос. Крепкий коренастый мужичок лет сорока от роду, которого соседи называли зачастую по фамилии Прохоров, вырезал крупные буквы трафарета из плотного коричневого картона. Занятие свое он сопровождал покряхтываньем, вздохами и сокрушенной тирадой:

– Понимаешь, Дымыч, я сотню раз говорил: не ставьте машины рядом с мусорным контейнером! Пару дней моя просьба действует, на третий у контейнера появляется легковушка, а за ней и мусоровоз, и начинается ругань…

Прохоров опять вздохнул, вычертил на картоне вертикальную линию, полюбовался и приложил линейку для следующей линии.

– Напишу… Красными буквами напишу! – Прохоров посмотрел вдаль гневным взглядом. – У меня есть краска, прямо «вырви глаз» цвет…

Дымыч слушал Прохорова молча, не поднимая головы, на словах о краске он бросил на Прохорова быстрый внимательный взгляд и стал рыться в кармане, откуда обычно доставал свою курительную смесь. Кисет и трубку он положил на стол только после того, как аккуратно сгреб в кучку обрезки картона и падающий с яблони цвет.

– Пиши, Прохоров, – согласился Дымыч, неторопливо набивая трубку. – Знаешь, цвет – это важно. Просто мы этого не замечаем по жизни. Даже цвет глаз собеседника нас особо не волнует. Вот спроси я тебя: какой у меня цвет глаз? Ты же мне не ответишь…

Прохоров замер над трафаретом с недорисованной буквой «с», перевел взгляд на Дымыча, но тот совершенно беспристрастно набивал трубку, прикрыв глаза ресницами, как будто в предвкушении удовольствия.

– А ведь верно… – сделал открытие Прохоров, приподняв бровь.

Дымыч убрал кисет, внимательно оглядывая трубку. На Прохорова он не глядел, пока тот тщетно пытался рассмотреть цвет глаз собеседника. Не в натуре крепкого хозяйственника Прохорова допускать одни и те же промахи, потому он решил запомнить цвет глаз Дымыча раз и навсегда. Дымыч не обращал на это никакого внимания, хотя по его насмешливому прищуру было понятно, что он прекрасно осознавал, чем смутил спокойствие Прохорова.

– А на самом деле, мало кто понимает, что удачно и продуманно выбранный цвет – это особая магия, – продолжил Дымыч и поджег трубку, пустив в воздух совершенно неожиданное фиолетовое облачко с головокружительно сильным ароматом лаванды. – Утратили мы эту магию от природы, слишком велика палитра. Вот сам посуди, Прохоров, куда бы женщина ни шла, она всегда выбирает цвет своего наряда, подолгу, тщательно, придирчиво. А все почему?

Прохоров хохотнул и поежился, потому что ему вдруг показалось, будто у странного и загадочного Дымыча цвет глаз в аккурат под цвет дыма из трубки. Конечно, давно хотелось понять, что же Дымыч курит на самом деле, но от таких вопросов Прохоров удерживался, как и все прочие. В его крепкий незатейливый ум приходило совершенно банальное объяснение: выращивает Дымыч в лесной чащобе травки особые курительные. После потребления такого снадобья и пробивает его на рассказы мистические.

– Потому что перед всем миром надо повертеть хвостом, подружек переплюнуть, – ответил Прохоров на вопрос Дымыча, подумав. – Природа у них такая – хвостом вертеть.

Дымыч затянулся из трубки, раскуривая ее, зажмурился от удовольствия, окончательно убеждая собеседника в его предположениях.

– Никогда ты не смотришь глубже, Прохоров, – заметил рассказчик. – Все по верхам судишь. Углядел цвет глаз-то у меня?

Прохоров открыл было рот, чтобы озвучить обнаруженное, но загляделся на причудливые рисунки фиолетового дыма и промолчал. Нет, видимо, был какой-то особый рецепт у Дымыча, что и на присутствующих действует. А облачка ползли, протягивая к Прохорову тонкие витиеватые щупальца. Он махнул рукой, разгоняя наваждение курительной смеси. Не бывает глаз бархатно-фиолетового цвета.

– А все потому, – объяснял Дымыч, терпеливо собирая осыпающийся на стол цвет в небольшую кучку с картонными обрезками, – что не способен ты цвета чувствовать, а в женщине сохранилось это древнее колдовство. Она и настроение может себе наколдовать и желание цветом исполнить. Правда, владеет она им подсознательно, не контролируя, одной интуицией пользуясь.

Прохоров хохотнул, искривив губы в саркастической усмешке. И озвучил свой аргумент:

– Ну, ты загнул, Дымыч… Мастак ты выдумывать бабам особое.

Дымыч опять выпустил дым, который, взвившись вверх колечками, растворился в весеннем воздухе, звенящем птицами в молодых лучах теплого солнца.

– Вот ты, Прохоров, женщин бабами называешь, – ткнул Дымыч в Прохорова мундштуком трубки. – Потому у тебя за всю жизнь ни одной женщины и не было. Кого зовешь, тот и приходит. А я вот про них рассказываю, и кажется тебе, что вру я все, потому как недоступное тебе это.

Прохоров было вспыхнул праведным гневом, мучительно отыскивая в своей прошлой жизни женщин, да промотав все примеры, понял, что женщин он только хотел, а досталось ему по-хозяйски добротное, состоящее из шаров, как снежная баба, существо на кухне. Только дочери его, называемые им ласково, с огромной любовью девочками, напоминали собой тех, о ком он мог мечтать в своей жизни. Выходит, опять Дымыч прав.

– А мне вот пришло знание про цвета в совершенно необыкновенной ситуации. Так бы и остался темным и серым, а только свела меня судьба по жизни с одной женщиной, что владела этим волшебством. Хоть и непростая история, да храню ее очень бережно в памяти, – Дымыч посмотрел на Прохорова совершенно обычными зелеными глазами, словно испытывая его интерес к рассказу.

Прохоров отложил линейку и карандаш, усаживаясь на лавочку. Проходивший мимо Пашка, уселся торопливо на траву, завидев особое состояние Дымыча и удивительный фиолетовый дым из его трубки. К столику заспешила и Мария, прихватив на подносе тарелку с пирожками, чашки и чайник с чаем.