Джеймс Симмонс. Сквозь бездну времени.

Пролог

Франция. Шербур. Раннее утро.

12 марта 1912 год.

Ранним промозглым мартовским утром французский извозчик Жюль Кассель ехал через пустынную улицу. Его транспорт возжелала престарелая дама, которой в четыре часа утра понадобилось отправиться в гости к своей не менее престарелой подруге. Традиция дружбы, так она всегда говорила. Жюль не в первые возил ее в раннее утро. И все время в одно и тоже место. И это повторялось каждый месяц двенадцатого числа. Уж по каким принципам было выбрано это число он не знал, и признаться честно не желал вдаваться в подробности. Ему всегда хотелось как можно скорее отделаться от нее и вернуться к своему домашнему очагу, который, к слову, говоря, в последнее время все реже пылал и излучал тепло. Что уж говорить, жизнь его в целом не заладилась с самого раннего детства. Он остался сиротой после трагичной гибели своих родителей. Ради корки хлеба приходилось здорово потеть. С приличной работой всегда было тяжело, да и друзей особых не нажил. Вот и скитался он от одного господина к другому в поисках франков на жизнь. А не давно его уже не молодого хватил еще удар, он расстался со своей женой, которая возжелала более богатого соперника.  И это не смотря на все прожитые годы. Хотя признаться честно, он все же еще надеялся, что она одумается и вернется в их крохотную комнатку на окраине города, которая была проедена сыростью и плесенью, как, впрочем, и вся его жизнь. Жюль многозначительно шмыгнул носом, пытаясь тем самым спасись от мыслей и влажного воздуха, который пробирал своим колючими морозными щупальцами буквально до костей. Боковым зрением он заметил белое облако тумана, которое медленно и непринужденно скользило по улочкам, словно пытаясь его нагнать. Было еще темно. И лишь тусклый свет единственного фонаря освещал небольшой отрезок мощенной мостовой, к которой он приближался. Вдруг, неожиданно сердце извозчика бешено заколотилось и готово было даже совершить прыжок из худощавого тела, когда он услышал истошный пронзительный женский крик. Это был крик смерти.  Жюль тут же остановил повозку. И буквально замер на месте, боясь даже сделать глоток воздуха. Там что-то происходило, за тем тусклым светом одинокого фонаря. До которого он так и не успел доехать... Чуть дальше среди двух высоких домов из серого кирпича. От них даже с такого дальнего расстояния веяло тяжелым запахом сырости. Свинцовая дымка тумана была на руку тому, кто скрывался в тени домов. За тем недолгим порывистым женским криком послышался хрип, который тут же оборвался, оставляя извозчика наедине со страшными домыслами и звенящей тишиной. Животный ужас застыл сдавленным криком в груди без возможности вырваться наружу. Он не мог пошевелиться. Не мог. Он знал, что в этой тишине он не один. Они были вместе. Тот женский крик, он и тот, кто заставил этот крик вырваться наружу. Жюль замешкался. Кажется, прошла целая вечность, когда он наконец преодолел волну ужаса и цепенящего страха. В конце концов пусть его никчемная жизнь со старой шлюхой женой и жалким жалованьем наконец-то завершит свое существование таким образом. Его будто бы взбудоражили свои собственные мысли и придали ему сил. Он шагнул в неизвестность. Покинув свой транспорт, Жюль оказался на той самой мощенной мостовой окутанной все тем же светом тусклого фонаря. Казалось, нет ничего страшного. Обычное промозглое мартовское утро, такое же обычное, как и вчерашнее. Вот он стоит и ждет свою престарелую даму, которую повезет к ее подруге, а по дороге успеет выслушать сотню рассказов о ее жизни, о том, что Шербур увядает на глазах и только морской порт еще теплит в нем жизнь. И есть какая-то надежда, что в не таком далеком будущем он будет процветать. Совсем как Париж. Жюль лишь только успевал кивать в знак согласия. Она все время наряжалась в свои самые красивые наряды и все время на протяжении всей дороги без умолку болтала и шуршала подолом своего туалета. А в голове Жюля в тот момент проносились мысли далекие от его кивков согласия. Нет, Шербур никогда не станет Парижем! Жюль был в этом уверен. Нет будущего у этого города. Пусть даже здесь еще остались отголоски наполеоновского прошлого, но то всего лишь отголоски, и вряд ли их можно назвать достопримечательностью. Неожиданно послышалось легкое шуршание, что вернуло Жюля с небес на землю и вызвало новую волну ужаса в душе не молодого извозчика. Он вновь замер и затаил дыхание. Темная массивная фигура в шляпе котелке и длинном шуршащем плаще проскользнула буквально в нескольких шагах от него. Жюль смог уловить даже запах, что исходил от страшного незнакомца. Сомнений не было, это был мужчина. Он уловил в воздухе аромат каких-то неизвестных специй, смешанный с металлическим запахом крови. Жюлю на мгновенье стало не по себе. Он попытался побороть приступ тошноты, когда, всмотревшись в темноту он понял, что наткнулся на труп. На еще теплый труп молодой женщины. Его взгляд встретился с ее потухшим взглядом, в котором застыл страх. В данный момент их объединял страх с той лишь разницей, что эта женщина уже освободилась от него, и лишь застывшая гримаса ужаса на ее лице напоминала о том, что она испытала в последние минуты своей жизни. Он смог это разглядеть в практически кромешной темноте. Еще мгновение назад ему казалось, что стоило бы сделать освещение улиц куда более ярким. А сейчас он словно по волшебству заполучил кошачье зрение и мог разглядеть каждую деталь. А быть может его все же подводит зрение? Быть может жизнь еще не покинула эту юную даму. Жюль не смог побороть в себе желание стоять на месте. Пусть он и был неудачником по жизни, но он точно не был трусом. Он сделал несколько решительных шагов навстречу к жертве. Хотя в душе он все же надеялся, что она еще жива и он сможет оказать ей помощь. Он судорожно стал оглядываться по сторонам, все-таки инстинкт самосохранения, несмотря на всю его отвагу и смелость, что он нашел в глубинах своей души давал о себе знать. Ведь та фигура в плаще вполне могла напасть и на него. Но кроме отсыревших из серого кирпича домов, и одинокой тропы, уходящей в темноту, он не смог разглядеть ничего и никого. Для пущей верности он прищурился. Возможно, ему казалось, что так будет гораздо легче разглядеть душегуба. И все же было слишком темно, а свет от фонаря, что остался позади едва ли мог достать до этого переулка. Жюль наклонился к даме, что еще не так давно издала истошный крик. Хотя казалось, что прошла уже целая вечность с того самого момента. В мгновение ока, извозчик как ошпаренный отпрянул от нее, она была мертва.  Ее труп еще не остыл, но окоченелый взгляд он не спутает ни с одним из живых. Под ее телом он обнаружил хлипкую лужу крови, которая с каждым мгновением становилась все больше. Изверг буквально за пару минут успел выпотрошить содержимое ее тела, практически вывернув ее наружу. Он помнит бабушку Лили из своего детства, самого раннего, когда родители были еще живы. Она так же разделывала индейку к Рождеству. Жюль медленно поднес ладонь ко рту. Ему вновь пришлось побороть желание истошно прокричать. Этот гулкий крик застыл тяжелым камнем в груди. И он лишь еле слышно простонал, и тут же бросился к своему транспорту, ни разу ни оглянувшись. Вся его отвага, все его желание быть кому-то полезным, кому-то оказать помощь исчезли, не успев набрать силу. Сработал тот самый инстинкт самосохранения. Он не раз пожалел, пока бежал, что позволил своим идиотским рыцарским порывам вырваться наружу. Стоило бы хоть раз прислушаться к разуму, который с самого начала все твердил ему, что это плохая затея. А вот сейчас он может лишиться своей собственной жизни.  И ладно бы мгновенно, так нет же. Душегуб похоже не был из простаков. Он выбирал мучения. По крайней мере теперь понятно, почему за криком послышался хрип, а затем резкий металлический запах крови. Неожиданно его озарила яркая вспышка, будто посреди ясного неба колыхнула молния. Жюль на мгновение остановился и оглянулся, но ничего не увидел. Кроме знакомого уже света тусклого фонаря и следовавшей за ним темноты. На Жюля вновь накатил приступ паники. И не дай Бог, он закончит свою жизнь так же. И не дай Бог, его труп обнаружат рядом с трупом проститутки которую он признал в этой юной женщине. Молва пойдет. И его имя будет запятнано, а его жена выйдет сухая из воды, точно гусь. Она жертва, он изменщик, который заслужил такой кары небесной. Как только Жюль оказался в безопасности, он тут же взял курс на полицейский участок. Позабыв о престарелой даме, которая в это время нервно теребила подол своего нарядного платья в ожидании немолодого извозчика.