Edamastra

Глава первая, в которой Уильяму решительно не везет

— ...украсим центральный, приемный, тронный и тренировочный залы, повесим бумажные гирлянды в трапезной, все факелы заменим тыквами — в меру зловеще, в меру симпатично. Приготовим самые кошмарные блюда — по виду, разумеется, а не по вкусу, послов господина герцога позовем — я слышал, они уважают осенние праздники, в отличие от своих соседей...

Эс говорил, Уильям размеренно водил пером по свитку пергамента. Расправленный и прижатый к поверхности стола двумя чернильницами (одна — чтобы пользоваться, вторая — для веса), тот покрывался чем-то вроде карты, хотя рисовал юноша из рук вон плохо.

— И, наконец, — светловолосый парень, чьи зеленые глаза радостно поблескивали, будто два огонька, — озадачим твоих портных, чтобы они сшили нам костюмы. Говарда переоденем, например, в оборотня, из тебя сделаем... хм-м-м, вурдалака, а я... — он замолчал, помедлил и попросил совета: — Как, по-твоему, чей образ мне подойдет?

— Надень тыкву на голову, и дело с концом, — сдержанно пошутил Уильям. Перед праздниками он испытывал смутное беспокойство — в Талайне они толком не проводились, а жители Драконьего леса, напротив, с удовольствием поддержали идею крылатого звероящера отметить Хэллоуин, и неопытному юному королю пришлось проявить всю возможную заинтересованность, чтобы никого не обидеть.

— А что? Хорошая мысль, — пораскинув мозгами, согласился Эс. — Если хочешь, я передам твои приказы Альберту и лично поруковожу слугами.

— Нет, спасибо. Я сам.

Его Величество поднялся, потянулся, разминая затекшую спину, и бодро зашагал к двери. Даже, наверное, преувеличенно бодро, потому что крылатый звероящер окликнул его на полпути:

— Ты уверен, что готов принести себя в жертву?

Уильям обернулся и посмотрел на приятеля с укоризной. Дракон виновато развел руками — мол, прости, не удержался, — и шлепнулся на диван.

С тех пор, как юношу признали королем хайли, Эс повадился наблюдать за каждым его действием, словно Его Величество был фигуркой на шахматной доске. По счастью, совместная работа с королевой Талайны, приемной матерью Уильяма, давала о себе знать, и политические вопросы новый властелин Драконьего леса щелкал, будто семечки. А может, в такие моменты сказывалось родство с госпожой Элизабет, куда более мудрой, чем нынешняя талайнийская королева.

«Принести себя в жертву», ха! Уильям повторял эти слова про себя, спускаясь по винтовой лестнице в коридоры северного крыла. Эс либо недооценивал его способности, как однажды их недооценила госпожа Дитвел, либо издевался над своим «ребенком», желая напомнить, что он все еще очень молод и уязвим, несмотря на высокое положение. 

Юноша понимал, что теперь отвечает за тысячи и тысячи жизней, но не считал это жертвоприношением. Напротив, он быстро освоился и по-настоящему влюбился в Драконий лес, такой особенный, такой дикий, такой... пугающий, что ли? Непокорная, воинственная, бесконечно верная своим детям земля дышала свободой, в отличие от все той же Талайны, и Уильям воспринимал ее, как отдельную личность.

Неделю назад в королевство хайли прибыло посольство Вилейна, чья родина славилась церквями и храмами. Они поклонялись как четырем известным Богам войны, так и великой госпоже Элайне, вполне выгодно совмещая первых и вторую в своих многочисленных проповедях. Они пробовали читать молитвы народу хайли, но лесное племя только пожимало плечами — ему Боги были без надобности, оно больше доверяло своему дорогому лесу и королю, чем кому-то, кто болтался на небесах и ставил человеческому роду условия. Четырнадцать заповедей, возмущенно озвученных послами, заставили хайли удивиться: почему нельзя, например, убивать, если разумные расы любят и ценят мясные блюда, а первый способ ими обогатиться — вырастить и зарезать курицу? Или корову, или свинью, или утку — нужное подчеркнуть? 

Альберт, искренне переживая об этом, рассказывал Уильяму:

— Они так ни черта и не объяснили. Болтали, что заповедь касается лишь человекоподобных рас, — выражение лица мужчины ясно показывало, как сильно его задевает предпоследнее слово, — а курицы, коровы и свиньи созданы для нашего удобства. Болтали, что у них нет живой души, а Боги карают именно за ее убийство. Но это же бред, Ваше Величество! Живая душа есть у всего, даже у камня, а у животных — тем более! Если бы я мог убедить в этом послов господина герцога, я бы с радостью это сделал, однако они...

— Перестань, Альберт, — юноша покачал головой. — Набожные люди — это страшное бедствие, и его надо просто переждать, как зимнюю бурю. Им без разницы, что у тебя есть аргументы против. Они будут спорить до потери пульса, причем, скорее всего, потеряешь его ты, а они еще минут сорок простоят над телом, читая Святую Книгу или танцуя на твоей груди, чтобы тем самым доказать твою ничтожность.

Советник молодого короля ошарашенно моргнул. Уильям похлопал его по плечу, выражая свое сочувствие.

Вообще-то послы приехали на пару дней — передать королю письмо от своего герцога и уведомить о том, что Вилейн возобновляет все прежние союзы с Драконьим лесом. Но сдержанные беседы о праздниках вынудили церковников передумать и униженно уточнить, можно ли задержаться.

Северное крыло кишело слугами и бурлило голосами, будто вулкан — лавой. Бравый отряд замковой стражи заносил в рабочие комнаты целые горы оранжевых и красноватых тыкв, дети бегали туда-сюда с чистыми свитками пергамента и красками, слуги осторожно проносили посуду. За витражными окнами размеренно шумел дождь, и далекие раскаты грома сотрясали цветные стекла, но хайли, занятые подготовкой, пропускали это мимо ушей.