Edamastra

Глава вторая, в которой Эс буйствует

Южное побережье Эдамастры было тихим и пасмурным. Рабочие покинули пирсы, и корабли, почти готовые к отплытию, сиротливо болтались на волнах серого сердитого моря. Белые паруса, черные вымпелы, темно-зеленая военная форма караульных. Тишина, разве что прибой шелестит по мокрому песку, а где-то вдали, наперекор непогоде болтаясь вдали от суши, надрываются белоснежные чайки.

Он никогда не жаловался на плохое зрение. Он мог полюбоваться всеми деталями, вплоть до выражений солдатских лиц.

Он стоял у бойницы, поглаживая рукоять меча, и смотрел на мутную полосу горизонта, смешанную с облаками. Осенние дожди пришли к Эдамастре около недели назад и здорово замедлили создание флота, но основные корабли — быстроходный «Maledar», крохотный «Viesta» и его близнец «Nadleara» намеревались покинуть родные земли, едва прибудет господин верховный шаман. Их задача — разведка, вылазка в открытое море с целью убедиться, имеются ли в нем иные континенты, пригодные для жизни, и доклад королеве Ами, — была довольно простой, и нынешний хозяин береговой крепости недоумевал, какого черта его так спешно перевели из Магры к центральным Сумеречным верфям.

Из тени лестницы вышел заспанный стражник, виновато посмотрел на своего командира и сообщил:

— Господин Кьян, за вами приехали.

— Хорошо.

— Передать господину Язу, что вы скоро придете?

Командир крепости покачал головой:

— Нет.

И его, и стражника, и тех караульных на палубах кораблей, и вообще любого, кто жил на Эдамастре, можно было бы принять за людей, если бы не одинаковые небесно-голубые глаза. Никаких различий в рисунке радужных оболочек, никаких различий в переливах цвета и форме зрачков.  Отличались только ресницы и разрез, да и то изредка.

Они называли себя aiedle, эделе. Они были такими же смелыми и верными, как народ хайли, но куда меньше зависели от своей родины и королевы. Генералы, командиры, военачальники и даже рядовые солдаты имели полное право распоряжаться своей судьбой по собственному усмотрению.

Впрочем, господина Кьяна это не беспокоило.

Он снова погладил рукоять меча — заученным, непроизвольным движением. Если в мире и были какие-нибудь вечные, неизменные вещи, то оружие вполне свободно к ним относилось. Эделе, сородичи Кьяна, умирали, их пепел уносило ветром и давило тяжестью волн, белый песок под ногами ломался и трескался, выпуская на поверхность огонь, горели города, исчезали те, кого парень совсем недавно считал своими друзьями, но смертоносный клинок по-прежнему оставался целым.

Эдамастра, великое, гордое, покинутое людьми королевство, грозила вот-вот погибнуть. Затерянный среди морских вод континент содрогался от землетрясений, ломался, бился в агонии, а по роскошной брусчатке мостовых текла багровая лава, растворяя абсолютно все. Господину Кьяну попадались те, кому пришлось находиться рядом с точками ударов стихии, и он все еще холодел, вспоминая искаженные, полные боли и страха взгляды, направленные на него. Вспоминая вопросы, горячо и поспешно заданные: «Вы найдете новое королевство?» «Вы сумеете нас спасти?» «Что мы будем делать, если Эдамастра затонет, как затонули северные острова около пятидесяти лет назад?»

Был всего один эделе, не спросивший у Кьяна ничего. Вернее — была.

Королева Ами, последняя из королевской династии, позволила себе грустно улыбнуться и выразить искреннее сожаление об участи, настигшей жителей Барасты и Шкея. Она не обвинила господина Кьяна в том, что он допустил подобную беду, она не упрекнула его и словом. Она знала, что высокий худой солдат, на плечах которого темно-зеленая форма болталась, как на вешалке, не имел к этому никакого отношения. Если кто-то и был в силах изменить произошедшее, то он наверняка обретался в цитаделях шаманов — а Кьян родился обычным, без малейшего намека на магию.

Кроме того, она его любила.

Принцесса эделе, хрупкая, болезненная и слабая, встретила наследника семьи воинов на церемонии посвящения. Ему было девятнадцать, ей — четырнадцать. Он упорно отказывался воспринимать ее всерьез, а она преследовала Кьяна по коридорам замка, будто безмолвное фамильное привидение. Отец Ее Высочества, расчетливый, занятый, равнодушный к дочери мужчина, не обращал внимания на ее интерес к сыну военачальника, а спустя три года стало уже поздно. Он, конечно, попробовал запереть господина Кьяна в темнице, а дочь — в башне, но это не дало результата. Девушка говорила, что и под страхом казни не расстанется со своим любимым, а парень молча наблюдал за потугами палача, разглядывая клещи и кинжалы с таким безразличием, словно причинить ему боль они были не в состоянии.

— Ладно, — бормотал король, брезгливо отряхивая молодого солдата от пыли и паутины — в подземных камерах никто не убирал с момента их постройки, чтобы преступники размышляли о своем плохом поведении в подходящей обстановке. — Ладно. Может, из вашего союза получится хоть что-то стоящее...

Ее Высочество была счастлива, а господин Кьян, по природе своей тихий и замкнутый, спокойно пожал плечами, но в этом коротком жесте королю почудилась благодарность.

Прошло еще полтора года, и правитель Эдамастры умер. Он поехал на весенние праздники в зимнюю столицу, Шкей, и его, как и многих других, поглотило беспощадное пламя. Принцесса, изначально жалевшая о том, что не составила отцу компанию, была вынуждена принять корону — тонкий золотой венец, украшенный ониксом, — и возглавить племя эделе, заменяя собой мужчину. Она правила с переменным успехом, а Кьян в меру возможностей поддерживал свою королеву, если не советом, то хотя бы своим присутствием. И все наладилось, потихоньку, с трудом, но все-таки наладилось — они вместе преодолели ужас и опустошение, нависшее над берегами древнего королевства.