Её мечта

Фигуры в черном

Пламя небольшого походного костра было единственным источником света в непроглядном мраке ночного хвойного леса. А треск сгораемых поленьев – единственным живым звуком в гнетущей тишине. Ни шелеста ветра в ветвях, ни копошение мелких зверьков, ни уханье ночных птиц – ничто не нарушало покой вековых сосен. И только этот унылый треск, да редкое шуршание плотной материи могло потревожить их вечный сон.

Вероятно, причина тишины была в том, что лес давно вымер, опустел. Его покинули сначала крупные животные, затем те, что поменьше. И так продолжалось до тех пор, пока последнее насекомое не пересекло границу лесной опушки. Лишенный живности, он начал быстро чахнуть. Деверья иссыхали, некогда зеленая хвоя безжизненными желтыми иглами опадала на землю, покрывая ее сухим колючим ковром. Ночами было слышно, как трещат деревья, медленно, но верно заваливаясь вниз. Лес умирал. В одиночестве не выживает никто. И лес не был исключением.

Хотя, говорят, что он и не остался один. И животные покинули его не просто так. Говорят, там, во мраке ночи, что-то живет. Что-то копошится в опавшей хвое. И оно не любит, когда его покой нарушают.

- Не нравится мне это! – Одна из фигур закутанная в черный плащ, больше похожий на саван, нервно поежилась.

Голос принадлежал мужчине, и по звонким высоким ноткам можно было понять, что говорившему было чуть больше двадцати зим. А когда он откинул свой глухой капюшон, чтобы в очередной раз до боли в глазах всмотреться в клубящуюся тьму меж толстых стволов, можно было заметить, что это совсем еще юный парень с яркими голубыми глазами.

- Ты это повторил уже в четвертый раз. – Вторая фигура в черном плаще медленно повела головой.

Говоривший тоже был явно молод. Но только вместе с этим голосом разливалось непоколебимое спокойствие.

- В пятый. – Этот голос был женский.

Или детский?

Полы плаща второго незнакомца раздвинулись, и в кругу тусклого света костра появилось бледное личико молодой девушки. Золотом вспыхнули длинные волосы и зеленью молодой листвы сверкнули глаза.

- В пятый, Реви, – прошептала она, потягиваясь. – В пятый.

- Точно, Бальтазар, - человек, прятавший до этого в своем плаще зеленоглазую девушку, настолько миниатюрную и хрупкую, что ее и в самом деле можно было принять за ребенка, несколько раз кивнул, - это уже в пятый раз. Начинает надоедать.

- Вам-то хорошо говорить! – Бальтазар вскинулся, полностью скидывая капюшон. – Вы видите в темноте, а я ни жги не вижу!

- «Ни зги», Бал.

- Я и не згу!

- «Ни зги не видно» - это выражение которое ты хотел употребить, - мягко поправил его тот, кого девушка назвала Реви. – И к тому же, я ничего не вижу, как и ты. Даже Мо-Мо, - он опустил взгляд на девушку, и она отрицательно покачала головой, - не может ничего рассмотреть дальше нашего лагеря. Сдается мне тьма здесь не совсем обычная.

- О-о-о, значит, ты заметил? - Четвертый голос принадлежал женщине, которая все это время пребывала в тени. – А вы действительно интересная компания: Ревинзель из Эрентора, Бальтазар Кровавый клинок и Мория-Монсера.

- Разве не поэтому вы нас наняли? – Ревинзель склонился над костром и в его свете алым багрянцем сверкнули глаза.

Женщина, сидевшая в тени вздрогнула.

- К этому вообще можно привыкнуть? – Вопрос явно касался красных глаз Ревинзеля.

- Еще как! – Мо-Мо довольно хмыкнула.

- Невозможно! – махнул рукой Бальтазар.

- В жизни такого не видела.

- Никто не видел. – Бальтазар нервно поерзал на земле и придвинулся ближе к костру. – Как по мне, так лучше и не видеть вовсе.

- Он такой единственный-единственный во всем мире. – Мо-Мо влюбленными глазами посмотрела на Ревинзеля, и он с улыбкой опустил руку на ее голову.

- Понятно, - задумчиво ответила женщина и наконец-то придвинулась ближе к костру. Она была худа и на вид истощена. Черные волосы тонкими слипшимися прядями свисали вниз. Ей можно было дать немногим больше тридцати, если бы не черные мешки под глазами. Она практически висела на длинном деревянном посохе, один конец которого упирался в землю у костра, а второй исчезал в тени за спиной. – Отвечая на твой вопрос: нет, не только по этому. Вас наняли еще и потому, что это ваша работа.

- К тому же, - продолжала женщина, - редко можно встретить такой набор талантов в такой маленькой группе как ваша. Не будь вы даже Стражами, мы бы все равно обратились к вам за помощью.

Ребята переглянулись. Они отлично понимали, что имеет в виду женщина с посохом. В мире, в котором цвет глаз определяет врожденные способности - или же способности определяют цвет глаз, - редко можно встретить настолько уникальных людей путешествующих вместе.

- Ну, так и что ты чувствуешь, Реви? Ты уже знаешь, что я всего лишь чародейка, и знаешь, что я не могу пользоваться магией. Потому я не могу понять природу этой тьмы. Это магическая завеса?

Ревинзель всмотрелся во тьму за границей света. Меж его глаз пролегла глубокая продольная морщина, так не свойственная людям его возраста. Казалось, что тьма была абсолютной, непроницаемой, и сами деревья пытаются сдвинуться ближе, застелить взор, чтобы сокрыть от глаз то, что прячется в глуши.

- Нет, - ответил он. – Я так же не могу чувствовать магию, но зато, я могу чувствовать кое-что иное. И это не магия, Феста.

Глаза парня вспыхнули и засветились алым. Место зрачков заняли красные круги и октограммы с множеством загадочных символов. Они без остановки крутились, какие-то по часовой стрелке, а какие-то против.

- Я чувствую что-то сродни моей силы. – Ревинзель, распахнул полы плаща полностью и положил обе руки на худенькие плечи Мо-Мо. – Держись рядом, зеленоглазка. Мо-Мо быстро кивнула.