Её музыка

Её музыка

- Мда… - тяжёлый вздох моего приятеля, последовавший после того, как мои руки плавно отстранились от клавиш рояля, заставил понять, что всё плохо.

- Оцени композицию по десятибалльной шкале, - устало промычал я, откидываясь на жёсткую спинку стула и чувствуя, как острые деревянные колышки впиваются мне в лопатки, заставляя моё сознание оставаться всё ещё в реальности, а не провалиться в сон.

- Ну… На пятёрочку… - качал он головой. – Мне до сих пор не понятно почему композиция в си миноре, так ещё на таких высоких тонах… Создаётся впечатление эдакой грустной балерины, у которой хромает одна нога и она постоянно падает… Не лучшая партия для фортепьяно в оркестре.

- Сложно вообще-то подстраивать композицию под уже написанные части, - потёр я переносицу, на мгновение, закрывая глаза и чувствуя секундное блаженство.

- Да, я вижу. Тебе бы отдохнуть, а то выглядишь не лучше той балерины. Может вдохновение придёт после сна.

- Я бы с радостью, но сроки горят. Осталось недели две. Начало года у меня не задалось, впрочем, как обычно.

Последовал смешок сзади. Ну, да. У первой скрипки в оркестре Мариинского театра тоже были свои проблемы. Да у всех они были! Просто я как всегда люблю поворчать, поныть, поплакать в плечо друга о том, какая сложная у меня жизнь, а потом распрямиться и идти дальше. Такой уж я человек. Без этого было никак. В конце концов, я был на счету у многих оркестров, как хороший пианист, в том числе и Мариинского, откуда постоянно прилетали заказы и предложения о концертах. Сложно, правда, это всё было, но интересно. Такова жизнь и ничего с этим не поделаешь. Приходится мириться с её правилами и, сжав зубы, упрямо идти вперёд до самого конца.

- Слушай, ну, если не можешь позволить себе сон, пойдём, прогуляемся. Проветришься. Возьми, просто, черновики с собой. Музыку можно писать и без инструмента под рукой.

Он был в чём-то прав, и поэтому отказываться я не решился. Накинув пальто и взяв нотные тетради с карандашом, я захлопнул старую железную дверь маленькой однокомнатной квартирки в центре Петербурга. Эти несколько метров еле были видны из-за черного рояля, который занимал половину площади и кучи разновидного беспорядка, который покрывал оставшиеся части моего жилища. Я бы давно мог переехать куда-нибудь по просторнее, но мне это было без надобности. В больших апартаментах, я чувствовал себя не в своей тарелке. Я просто напросто не понимаю, куда девать всё это пространство, под что его использовать, чем обустраивать, для чего содержать?

В центре стоит мой не маленький инструмент, тесня где-то около стенки кровать, а кухня отгорожена сзади двумя тумбами, где небольшой столик обычно загромождён горой чашек из-под кофе. Около входа пристроился небольшой серый диванчик с деревянной столешницей, на которой не осталось свободного места из-за кучи нотной макулатуры. Вот тогда я буду спокоен. Осталось добавить в эту конуру несколько окон рядом с роялем и дверь около кухни, ведущую в ванну и готов мой личный рай. Лучше и не придумаешь.

Мы вышли в тёмный морозный вечер, и я почувствовал, как моё лицо обжигают большие хлопья снега, путаясь в моих растрёпанных волосах.

- Ты опять шапку не взял? И застегни пальто! На улице под минус двадцать! – ворчал, словно заботливая мать, молодой концертмейстер

- Позволь напомнить, что я старше тебя, - хитро блеснул я глазами, зная, как сильно того задевает разговор о возрасте. Слишком рано он попал в эту среду и добился успехов, половина оркестра его и слушать не желает. Ещё бы! Замена концертмейстера самого Мариинского оркестра на какого-то молодого парнишку, у которого ещё молоко на губах не обсохло. Пусть он будет хоть сто раз выдающимся скрипачом, а отношение, которое годами складывалось в коллективе, ещё нужно заслужить.

- Не начинай только ты, пожалуйста. Я к тебе после репетиции прибежал, там этого мне с лихвой хватило.

Только сейчас я заметил, как на его плече болтается потёртый чёрный чехол для скрипки.

- Ну, а ты чего хотел? Чтобы тебе все в ноги падали? Слишком многого хочешь, - фырчал я, неспешно следуя за моим другом.

- Нет, конечно. Кстати, вот что странно, мы уже прошли половину квартала, а ты до сих пор не начал ворчать по поводу того, что куда это я тебя тащу, на ночь глядя.

Я промолчал, нехотя даже поднимать тему моего поведения. Сейчас я чувствовал усталость во всём теле, а в голове вертелись повторяющиеся аккорды, переходы и звуки, которые постоянно срывались, затихали, изменялись и перечёркивались. Мне всё не нравилось. От начала до конца было что-то не то, чего-то не хватало. Моя балерина действительно хромала и падала, пытаясь подняться вновь, а я ей не давал, постоянно рисуя нотами преграды на её пути. Плохо. Очень плохо.

Пока я был в своих мыслях, мой друг не переставал вещать на разные темы, идя рядом. Его голос сливался с привычным шумом города, а так же блеском ещё неснятых новогодних гирлянд, уличных фонарей и часто проезжающих машин. Он словно стал частью этого мира, деталью на картине опытного художника, незаметной частью, но составляющей её целостность. Словно поставленная точка на творении искусства. А с другой стороны, нужна ли она? Интересный вопрос…

Из мыслей меня вывело странное стечение обстоятельств в тот день. Даже не так. В этот конкретный момент.

Подул ледяной ветер, пробираясь под моё наспех накинутое пальто, заставляя меня осознать, как молодой концертмейстер был прав, застывая, вздрагивая, от резкого и громкого сигнала проезжающей мимо машины. В этой части улицы поток людей был быстрым, не слишком плотным, но и не маленьким. Надо понимать, что останавливаться в таком месте было огромной ошибкой, ибо была большая вероятность того, что кто-нибудь тебя обязательно толкнёт и даже не извиниться, не удосужившись узнать, всё ли в порядке. Так и произошло. От резкого толчка, я, спотыкаясь, налетел на кого-то мужчину и, наспех извинившись, позабыл, как дышать, смотря куда-то вглубь массы серых плащей, курток и пальто. Я запомнил это ведение, словно, это было вчера. Под одиноким фонарным столбом, около трассы, рядом с поржавевшим, облупленной старой краской, заборчиком, стояла балерина. В прекрасной серебристой пачке, с пучком заплетённых тёмных волос на голове, она танцевала. Её тонкое изящное тело легко кружило и выгибалось среди снега и толпы, на которую она совершенно не обращала внимание. Девушка улыбалась, смеялась и исполняла плавные ритмичные движения в полной тишине. Казалось, что она слышит музыку, она её чувствует, она ей живёт. А потом звуки сами наполнили моё сознание, заставляя в неверии расслабить руку, сжимающую нотные тетради и черновики, которые полетели на грязную скользкую дорогу, где были тут же беспощадно растоптаны. Тут девушка замерла, прекращая танцевать и замечая меня. Она мягко улыбнулась, искренне и нежно.