Эхнатон

Эхнатон

Вот уже несколько часов юный царь восседал на троне в пустом зале своего дворца. Сгущавшийся полумрак, нагнетаемый маревом летнего вечера, пронзали острые кинжалы пламени, вспыхивавшего в больших чашах с маслом. Он облокотился на резные поручни; взгляд его был устремлен в бесконечность, исчезавшую в темноте огромного зала. Молодой человек в гордом одиночестве погружался в раздумья. Он подпирал худой рукой с длинными пальцами, закованной в золотые браслеты, подбородок, заросший ещё редкой мальчишеской щетиной.

Он снова думал о родовом имени, завещанном умирающим отцом, которое совершенно не подходило его характеру и политической деятельности. Аменхетеп... Амон доволен... Уже пять лет оно бесило его! Лучше он был бы Тотмес, как дед по линии отца... Это имя точнее отражало его острый ум и творческую личность. Но кто будет слушать глупого мальчишку, каким он всегда был в глазах родителей? Он ничего не мог изменить – корона Обеих Земель была надета на голову пятнадцатилетнего царя с тронным именем Аменхетеп. Молодой Владыка в первый же день своего правления запретил сановникам обращаться к себе официально – только по титулу или "хека нефер", хотя они постоянно нарушали его запрет, вызывая приступы неконтролируемого гнева.

Фараон тяжело вздохнул, вытянул левую руку и начертал в воздухе иероглифы желанного нового имени. Ещё одно неосуществимое желание, хотя в двадцать лет можно было помечтать о несбыточном.

Его взгляд привлекло яркое пламя, и мысли тотчас переключились с личных проблем на государственные. Аменхетеп не был чистокровным египтянином царских кровей. Бабка – митаннийская принцесса, дед – высокородный семит оставили свой неизгладимый след на внешности царя. Однако, это ни капли не умаляло его любви к родной стране, которую он перед лицом Амона поклялся защищать от врагов. За пределами границ было спокойно: его предшественники мудро позаботились о мире на многие десятилетия выгодными браками, а не уничтожением свободолюбивых правителей. Но Аменхетепа пугал пришлый немногочисленный народ, расплодившийся внутри страны еще при отце и деде, а, точнее, их вера только в одного бога. Царь прекрасно понимал, что люди, объединённые религией, способны на всё. Эти чужаки, евреи, сами по себе были безобидны: они сторонились египтян, болтали на своём языке, вступали в брак только друг с другом. Но их бог... В его сторону стали поворачивать головы не только бедняки, земледельцы, но и фиванская знать. Для них сейчас это было мимолетным увлечением, но кто, как не Аменхетеп, знал, насколько прихоть может перевернуть жизнь и стать её смыслом. Он боялся. Боялся бунта... Но не евреев – его армия истребила бы недовольных за несколько дней. Жрецы и знать, сеющие смуту в толпах простолюдинов,  – вот кто мог стать его самым серьезным оппонентом.

– Мой сын снова не спит... – властный голос Тиа пробежал холодом по спине царя, отрывая от раздумий.

– Мне надо подумать, – безразлично ответил Аменхетеп, поворачиваясь в её сторону. – Я уже не маленький, чтобы ты так опекала меня.

– Ребёнок для матери всегда останется ребёнком, даже если он будет взрослым и восседать на троне, – сменив тон на заботливый родительский, она провела сухой ладонью по его обнаженному плечу. – Мы так редко стали видеться. Что тебя тревожит?

– Ничего...

– Я была хорошим советником для твоего отца. Доверься мне. Может, совет матери будет полезен?

Молодой человек сжал кулаки. Он не любил, когда к нему лезли с мудрыми наставлениями, но объявить войну мудрой Тиа неосторожным словом было страшнее, чем унизить царя далекой страны с режущим ухо названием, которое он никак не мог запомнить.

– Да, мне нужен твой совет, – покорно произнёс Аменхетеп. – Я боюсь... – и запнулся.

– Ты? – растерялась Тиа. Она всегда знала сына как бесстрашного мальчишку, бунтаря, наглеца, всегда дерзившего отцу. Но сейчас он вёл себя как напуганный щенок. – Какой человек...

– Это не человек. Людей я не боюсь! – он сильнее сжал кулаки, пытаясь справиться с нарастающей тревогой. – Это бог. Еврейский бог.

– Ты такой же богобоязненный, как и твой отец, – улыбнулась царица, откидывая рукой назад до сих пор темно-коричневые, немного вьющиеся длинные волосы.

– А ты? Ты так же с благоговением склоняешь колени перед Амоном!

– Но я знаю, что он всего лишь плод человеческой фантазии, как и Осирис, Исида или Ра. У моего отца были другие боги, но он принял веру моей матери. Послушай! Человек может верить во что угодно и кого угодно, потому что не может объяснить мир, в котором живет. Я не знаю, почему река разливается каждый год по-разному, но легче задабривать подношениями несуществующего Хапи, чем искать истину.

– Я не понимаю тебя... – Аменхетеп был сбит с толку её словами.

– Люди сами создают бога. Да, сами, – Тиа обняла сына и прошептала на ухо, – но человеку не под силу тягаться с вымышленным существом, даже если этот человек – царь. С ним может вступить в борьбу только такой же. Сотвори своего бога, способного победить еврейского на поле битвы в людских душах.

– Но как?

– Возьми самое лучшее, что есть в нашей вере, и воплоти в новом божестве. У них бог не имеет плоти и облика, у тебя он тоже должен стать бесплотным, но ощущаемым. Людям нужно чувствовать его присутствие...

– Прости меня, но я не понимаю! – взмолился Аменхетеп. – Прости...

– Ты устал. Иди спать. А завтра вечером снова подумаешь на этом же месте. Иди!

Он встал, взял мать за руку, коснулся тонких пальцев губами. В ответ она поцеловала его в лоб и, подобно призраку, покинула тронный зал.

Измученный загадками матери, царь обессилено упал на постель, закрыл глаза и мгновенно заснул. Ему снилось, как он во мраке ночи на боевой колеснице ведёт свою огромную армию в бой против еврейского бога, как бросает в него копья и стреляет из лука, как лучшие отряды пытаются уничтожить его. Но Аменхетеп проигрывал сражение снова и снова: бесплотное нельзя было уничтожить. Отчаявшийся царь в последний раз бросил свою армию в бой. И тут из-за гор появились первые лучи восходящего солнца. Они подобно светящимся стрелам пронзили врага, заливая ярким светом все вокруг. Исчезла под ногами земля, небо, исчезли воины и враг. Вокруг был только солнечный свет: чистый, тёплый, окутывавший, словно одеяло из тончайшей шерсти. Он коснулся луча, почувствовал его тепло. Вот он – новый бог! Его нет, но ты его ощущаешь! Он согревает и даёт надежду!