Эхо в ночи

Глава 2

"Знай, что моя песенка до конца не спета.
Пускай завидуют все! С ней я объезжу полсвета!"

     Пела Агата написанную Теодором французскую песенку. С самого детства они хотели быть французами, но судьба их обошла - он так и остался греком, а она - беспросветной американкой. Пела она везде, начиная от засоренных переулков и чикагских театров, заканчивая выездными концертами на дому у аристократов. Жизнь была хорошая - джаз слушали везде, везде его пели. Но только дома Агата не пела - Дамиан Вашингтон, её муж, терпеть не мог абсолютно никакую музыку кроме классики. Всё остальное он называл вульгарным и присваивал свой любимый титул "долго не протянет", который он применял попеременно то к людям, то к предметам неодушевлённым. И всегда его "пророчества" исполнялись, точнее он сам их исполнял.

     Сегодня в "Чикаго" было душно. Переполненный зал то и дело взрывался овациями, когда Агата заканчивала свои песни. В платье в пол, покрытом переливающимися тёмно-фиолетовыми пайетками, она была чудесна. Люди сейчас хотели слушать музыку, хотели пить и курить, тратя последние деньги, потому что им срочно нужно было забыть о кризисе, владельцы театров и кабаре знали это и пользовались. Знала и Агата. Но она понимала, что таким способом ты можешь забыть о проблеме, но уж точно её не решишь. Это было слышно в её голосе - как будто она переживала, горько-обречённо и упоительно-сладко о чём-то никому непонятном, но в то же время таком знакомом всем собравшимся в зале.

     Люди осуждали певиц за их распутный образ жизни, за их продажность, алчность и расточительность, когда другие живут в нищете. Но слушали их песни. В этой жизни совсем нет логических цепочек и состыковок. Она состоит из разительных противоречий.

     Концерт закончился, Агата печально улыбнулась и, не сказав ни слова, удалилась в глубину кулис. Зал встал, погружая сознание Агаты в резкий, взрывной шум хвалебных аплодисментов. У неё не было таланта и об этом знали все. Но была у неё такая красивая манера подать себя, после которой у людей не оставалось сомнений в её исключительности. Они, конечно, думали, наивные, что это дар природы. Но природа не дает таких бесполезных даров - их создают люди. Так и Агата создала для себя образ дивы. Всё время с кем-то, всё время занята, всё время роскошна. Но кто знал её настоящей? Знала ли она сама себя? И была ли она хоть когда-нибудь настоящей? Ответ тонул в овациях зала. Мучительное чувство, что что-то очень важное ускользает от неё, заставило её издать непонятный истеричный рёв, словно желая заткнуть всех, кто аплодировал ей там, в зале театра. Сила мысли или просто стечение обстоятельств, но зал действительно замолчал. Всё погрузилось в тишину и Агата, уже более спокойно, пошла по тёмному коридору в свою гримёрку.

     "Агата Стар" - гласила вывеска на перекрашенной в белый цвет деревянной двери. Агата открыла её, дверь скрипнула, неумело протягивая одну и ту же ноту и перед певицей открылась удивительная картина. У зеркала, усыпанного со всех сторон встроенными лампочками, сидел Адам Твайс, старый друг Дамиана, который во времена, когда он работал в полиции, вытаскивал её мужа из переделок. Рыжая девушка, тощая до неприличия, с острыми плечами и локтями, с длинными худыми ногами и неприветливыми чертами лица, сидела облокотившись о её трюмо для грима. Завитые терракотовые волосы спускались ниже плеч, до выступающих лопаток. Девушка была одета в длинное золотое платье, не доходящее до коричневых бархатных туфелек на каблуке, сверху обтянутое чёрным шифоном, на котором тут и там виднелись бантики чёрного бархата. Адам был как всегда - одет, словно только что вылез из свалки. Небрежная белая блузка, явно купленная им только перед выходом (он имел обыкновение надевать вещи один раз и после - сразу их выкидывать, покупая новые), уже смялась под ангоровым пальто с выразительным геометрическим швом. Усы и борода из его седеющих волос как-то удивительно органично смотрелись на его грубоватом лице, что их можно было даже и не заметить. Волосы, правда, у него всегда были зачесаны бриолином. Розоватый шрам рассекал его бледную кожу вдоль левого, янтарного, почти жёлтого, глаза и более маленький шрам шёл поперёк лба. Увидев её, оба мило беседующих собеседника, повернулись.

- Здравствуйте, мисс Стар. Ваш прелестный голос был слышен даже здесь. Вы были великолепны, как всегда, Агата, - сказал Твайс и подал ей руку для рукопожатия.

- Спасибо, Адам, - Агата пожала ему руку, глядя на девушку. Неужели Адам образумился и решил жениться?

- У вас такое красивое кольцо. Вероятно, Дамиан подарил? - сказал Твайс, разглядывая кольцо с чёрным агатом.

- Нет, не он, - сказала Агата и вытянула руку из его руки. Прикосновения этого скользкого типа были ей неприятны. Его янтарные глаза заискивающе взглянули на неё, но ничего не прочтя у неё в лице, Твайс опустился обратно на хлипкое кресло у трюмо.

- Жаль, - сказал он и выражение его лица стало грустным. Усилием бровей он открыл глаза и впился взглядом в спину Агаты, отвернувшейся к окну. Тривиальный пейзаж окон соседнего здания, отражающих в своей поверхности здание театра "Чикаго" был определённо лучше для неё, чем внимательные глаза бывшего копа. - Мисс Стар, простите, что именно я сообщаю вам эту новость, на это есть свои причины, но вчера ваш муж, миллиардер Дамиан Вашингтон, был убит выстрелом в сердце.

     Агата только чуть повернула голову в сторону своих посетителей, как будто прислушивалась к словам Твайса. Его голос звучал печально, сразу было понятно, каких усилий ему стоило сообщить о смерти близкого друга. Он часто дышал. А она... Агата надменно усмехнулась, всё ещё не поворачиваясь к посетителям лицом. Холодная, презрительная, печальная усмешка тронула её пухлые губы, накрашенные всё той же мистической глянцевой помадой. Нужно изобразить хоть что-то, иначе ей несдобровать. Она вспомнила, как в детском доме её избили за украденный ею хлеб и слёзы не заставили себя ждать. Каждый раз, как она это вспоминала, её охватывал приступ ужаса и истерики. Её рыдания набирали силу - теперь вся она содрогалась, постепенно скатываясь на пол.