Ёкка.

И меркнет свет.

Тёмную комнату наполнял тусклый свет луны, лучи которой жадно пробивались сквозь оконное стекло. Он положил свою окровавленную ладонь рядом с предсмертной запиской, в которой указал причину своего рукопрекладства. Из пореза на правой кисти струилась алая кровь маленьким ручейком. В глаза его всё начало меркнуть и тускнеть. Он бы так смог просидеть ещё час с лишком, но годы напоминали о себе. Как говорится : " старость - не радость." Оттолкнувшись ногами от спинки письменного стола, он с грохотом повалился на пол. Он глубоко вздохнул, глаза его налились слезами. Комнату ещё наполнял едкий запах сгоревшей восковой свечи. Он протянул руку в строну огромного волкособа, который скрутившись комочком лежал обижанно в углу, принюхиваясь к собственному хвосту.

 -" Прости меня, Ёкка..." - прохрепел старик. 

Ёкка не двигалась, она всё так же смирно лежала на своём месте, не обращая на него внимание.

 - " Прости меня, подружка, прости..." - Он повернул голову прямо. Посмотрел на старый, полный паутины потолок. Горькая слеза рассекла его щёку. 

- " Прощай..."- Он закрыл глаза, которыми с трудом двигал. Густая кровь давно уже дала запах. Ёкку хватил озноб. Она стала глубже зарываться носом в шерсть хвоста. Первый запах свежей мертвечи бил по органу обоняния Ёкки. Она медленно поднялась на четыре лапы, передние дрожали. Она слишком долго пребывала в той позе. Медленно перебирая большими лапами, она направилась к хозяину. Запах крови так и обдавал, заполняя все щели комнатушки. Старик лежал в середине комнаты на полу. Одна рука лежала на его груди, а вторая была вытянута в строну Ёкки. Она понюхала её. Облизнула нос и легла подле. Всё её огромное собачье тело дрожало, она начала поскуливать. А в её маленьком  сердце поселилась безутешная боль, тревога и отчаинье. Она горько думала о том, как хозяин мог с ней так поступить, после стольких лет верноей дружбы ?Как он смог её оставить, предать их кремкую дружбу?! Возможно именно поэтому она забилась в угол комнаты: её переполняло чувство горечи и предательства. Она отчаинно коснулась кончиком носа его безымянного пальца. Рука была ещё тепла. Тогда она села и громко взвывала.

 Отчаинный вой несчастного существа, и теперь такого одиного, разнёсся по округе леса. Дедуля был лесником. Завывание разрывало глотку, но она не останавливалась, продолжая только укреплять нотки горького звука. Это была песня её страдающей ныне души. Все обитатели слышали его. И только им было известно, что творилось той ночью в доме лесника. 

И наконец слеза упала с щеки старика на пол.