– Папа, пойми, мы любим друг друга! – в отчаянии выкрикнула Лидия.
Ее отец, крепкий, невысокий, лысоватый мужчина средних лет, нахмурился.
– Тебе нужно учиться, а не забивать себе голову всякой ерундой. Этому проходимцу нужна не ты, а мои деньги.
– Да при чем тут твои деньги!
– Все. Это не обсуждается. Забудь его!
Она выскочила из комнаты, которая в их доме гордо именовалась рабочим кабинетом отца, и помчалась к себе, в свою комнату, милую, тихую и уютную, с мягкой роскошной мебелью и дорогими безделушками.
Любая девушка, если бы у нее была такая комната, была бы счастлива. Но не она. Ей для счастья нужно совсем другое.
Она долго и нервно красила ресницы, не в силах остановиться. Длинные от природы, тяжелые от туши, ресницы уже казались огромными.
«Килограммы туши на ресницах», – всплыла в памяти строка из дурацкого стихотворения, которое читала сегодня на паре однокурсница, бледная тихонькая Зоя. Она тогда только фыркнула: что за чушь! Но сейчас, глядя на свое отражение в большом трюмо, была готова признать измерение туши в килограммах. Но что об этом может знать тихоня Зоя! Она же никогда не красится. К тому же робкая лирическая героиня стихотворения долго красилась из-за нерешительности (как сказал их преподаватель при разборе, сама Лидия об этом ни за что бы не догадалась). А нерешительность – это не про нее. Ярость – вот что движет ею сейчас, мешает остановиться и заставляет наносить на лицо неимоверно яркий и вызывающий макияж.
Под стать макияжу выбрала и одежду: огненно-красное короткое платье из полупрозрачной ткани, конечно, не по сезону – ну ничего, сверху накинет куртку, потом оставит в машине – а в ресторане жарко. И красные туфли на высоких каблуках.
В таком виде вышла из своей роскошной берлоги и направилась к выходу.
Мама сидела в гостиной и листала глянцевый дамский журнал. Взглянула на дочь поверх страниц, недовольно приподняла брови, но промолчала. Отец оставался в кабинете, наверное, считая воспитательную миссию завершенной.
Она продефилировала на своих каблуках, повторяя про себя строчки из привязавшегося стихотворения и делая вид, что не заметила ни мамы, ни ее недовольства.
«Килограммы туши на ресницах,
Грязные тарелки на столе...»
Вышла во двор. К черту тарелки! Мытьем посуды пусть занимается домработница Глаша, ей за это платят.
Она села в свою шикарную красную машину, завела мотор. Втайне опасалась, что ворота ей не откроют, но обошлось. Ворота раскрылись, и красная машина помчалась по вечерним улицам.
* * *
Она остановила машину возле знакомого ресторана. Вошла в холл, поднялась по широкой лестнице в ярко освещенный зал. Музыканты вовсю наяривали что-то разудалое, народ бойко отплясывал.
Стас уже был здесь, сидел за столиком в окружении трех девиц и рассказывал им что-то смешное. Может, и не смешное, но девицы дружно хихикали, глядя на него влюбленными глазами. Лидия пробралась между танцующими к предмету своего обожания – неотразимому красавцу, мечте всех девушек, элитному мальчику из вполне приличной семьи. И, по мнению папы, проходимцу, недостойному стать ее женихом.
– Стас! – она подошла сзади, положила руки ему на плечи, наклонилась, улыбаясь и ожидая его ответной обаятельной улыбки и поцелуя. Сейчас он покинет всех этих приставал и проведет весь вечер с ней, по его словам, самой красивой, любимой и желанной.
Стас обернулся, холодно взглянул на нее, опустил глаза и пробормотал:
– Извини, но между нами все кончено.
Она решила, что ей послышалось. Громкая музыка исказила слова. Конечно же, он сказал, что любит ее и они всегда будут вместе.
– Стас? Ты о чем?
Но он, все так же глядя куда-то в сторону, повторил:
– Между нами все кончено. Я не люблю тебя, нам лучше расстаться.
Она все еще держала его за рукав, пытаясь заглянуть в глаза, которые он старательно прятал от нее.
– Что случилось?
– Я встретил другую, – Стас встал, дернулся, освободившись от ее руки, и поспешно направился к выходу.
Лидия поняла, что не догнать его, на таких высоких каблуках. Рванулась к окну, распахнула. Увидела Стаса, выбегающего из ресторана, и крикнула:
– Стас, если ты уйдешь, я выброшусь!