Элемента.N

Глава 20. Пятый день без Евы

Он проснулся от звонка в чужой жёсткой кровати в полной темноте, хотя будильник поставил на восемь, и едва заметное утро уже должно было сереть в окне. Осознание приходило не сразу: здесь не видно рассвет, потому что нет окон. Он в Замке. В древнем Замке, в котором многие века жили члены Ордена Лимонного Дерева.

После дня мучительных сомнений и многочисленных звонков Еве, ни на один из которых она не ответила, он позвонил Феликсу и согласился принять его предложение вступить в некое тайное общество.

Три дня он должен был безвылазно прожить в Замке, учить устав, клятву, выслушивать многочисленные наставления, вникать в правила.

Вчера к вечеру его официально посвятили в Рыцари, и он стал одним из двенадцати. Теперь ему могли, наконец-то рассказать все тайны Ордена, и он наконец-то сможет поговорить с Магистром, с тем самым, чью щеку украшал тонкий шрам и к которому у Дэна накопилось слишком много вопросов.

Работать членам Ордена разрешалось, если работа не будет мешать обучению и выполнению тех обязанностей, которым нужно посвятить себя в Ордене целиком и полностью. Дэн умел подчиняться, легко соглашаясь с любыми правилами, если считал их справедливыми, пока ни один из заведённых в Замке порядков его не напрягал.

Его разместили в одной из свободных спален. Он мог жить в ней постоянно, как, например, Командор, мог возвращаться в неё только когда ему потребуется, как поступало большинство членов их братства – никто не ограничивал его личную свободу, кроме случаев, когда его присутствие здесь было действительно необходимо.

Его обязательное трёхдневное заточение закончилось ещё вчера, но ночевать дома ему было невыносимо, а в Доме Престарелых, пока там днём и ночью присматривал за своей беременной женщиной Шейн, ему было делать нечего. Поэтому он написал официальное заявление на отпуск и уехал.

Ева по-прежнему не отвечала, а заявиться к ней без приглашения он не посмел. От мамы он узнал, что София регулярно ей звонила, интересовалась, не требуется ли чего, и у Евы вроде всё в порядке. Он помнил, что взял на себя обязательство её содержать, поэтому попросил маму закинуть ей на карточку денег. София так и попыталась сделать, но Ева от денег отказалась, мотивируя тем, что собирается выйти на работу.

Изабеллу сегодня выписывали из больницы. Арсений все эти дни провёл с ней, и Дэн не приставал к нему ни с какими вопросами. Он со всем старался справляться сам: с болью, с отчаянием и с чувством тоскливого одиночества, которое поселилось у него внутри. Наверно, хорошо, что ему приходилось общаться сейчас с новыми людьми, которые его совсем не знали – его мрачную молчаливость, замкнутость и нелюдимость они считали обычными чертами его характера и не придавали им особого значения. Почти таким же неразговорчивым и суровым был Алекс, их Командор. Командор хотел подготовить из него свою смену, и никто не удивился, что Дэн был на него чем-то похож. Слегка тревожился за него Феликс, но получив на свой вопрос о том всё ли у него в порядке, короткий утвердительный кивок головы, больше не лез.

Вчера вечером, едва его выпустили из мрачного подземелья на свободу, и он отправился домой взять кое-какие вещи, ему позвонила Виктория и попросила о встрече. Он хотел отказаться, он мог бы отказаться, но зная, что эта пиявка просто так не отцепится, решил пойти, чтобы расставить в их отношениях все точки над «и».

Она задавала так много вопросов о Еве, что ему пришлось сказать, что они расстались. Она, конечно, обрадовалась, и ей хватило наглости даже настаивать на замужестве, но он согласился только дать своё имя своему ребёнку. Своему! Ребёнку.

 Честно говоря, соглашаясь на эту встречу, он надеялся, что уж кто-кто, а она помнит правду. Пусть не захочет в ней признаваться, но помнит. Увы, Вики помнила в точности то, что он рассказал про них Еве и Ева, на беду, в это поверила. Фенита ля комедиа!

Он вернулся даже мрачнее, чем уходил. Но сегодня у него была встреча с Магистром, и он надеялся, что он получит ответы хотя бы на часть своих вопросов, или может просто набьёт ему морду, что, кстати, ни одним пунктом их Устава не запрещалось – он специально изучил его на этот счёт. В-общем, он знал на ком выместить свою злость, хоть и не был уверен, что ему станет легче.

Он по привычке отправился домой принимать душ и чистить зубы, и, выйдя из ванной, обнаружил в своей комнате сестру.

— Мы определили вещество в шприце, — сказала она серьёзно. — Оно совпадает с тем, что выделили из конфеты, которую Ева подобрала у бабки. Сразу скажу: бабка это не ела, иначе умерла бы также как её предшественница – с опухшим языком и отёкшим горлом, перекрывшим дыхание. То, что Ева, откусив кусок этой конфеты, отделалась лёгкой тошнотой и странной вибрацией сознания, так только потому, что изменение её крови уже произошло, и она перестала быть человеческой во всех смыслах этого слова.

— И что это за вещество? – спросил Дэн, вытирая капающую с волос воду полотенцем.

— Я скажу, но тебе зачем? Это с одной стороны нафтеновый углеводород, производное циклопентанопергидрофенантрена, а с другой стороны…

— Я имел в виду, что это по действию? – перебил её Дэн.

— Именно то, что тебе и сказали. Оно стирает память, причём краткосрочную, события, совсем свежие, или произошедшие недавно. Видимо, зависит от дозы. Мне никогда раньше не приходилось работать с такими веществами, но я порылась в наших архивах, и угадай, какие две фамилии стоят на выложенной по этому веществу монографии?

— Ранк и Шейн?

— Бинго! – улыбнулась сестра. — Очень древняя монография. И очень сырое вещество, до сих пор сырое. Такое ощущение, что дальнейшую работу над ним тогда забросили и только сейчас зачем-то снова вытащили его на свет божий. Ну, либо кто-то тоже отрыл эту монографию и пытается его синтезировать.