Елена Прекрасная

Скачки на медведе

«Дом» - теперь-то я его рассмотрела во всех подробностях - представлял собой землянку, низкую, с одним крохотным окошком, которое не мыли, наверное, с тех самых пор, как построили это сооружение. Крышу Мишутка действительно подлатал и стены подпёр, но несмотря на это землянка выглядела ветхо. Я бы сказала – опасно для жизни: того и гляди развалится. Старая дверь противно заскрипела, когда я потянула её на себя.

- Мог бы смазать петли! – проворчала я, всё ещё сердясь на медведя.

Зайдя внутрь, я осмотрелась; прежде мне было как-то не до того: еда, а потом ссора с королевичем приковали к себе внимание. Небольшая комната составляла всё жилое пространство, из которого печь занимала добрую треть. На одной стене красовалось несколько полок с горшками и плошками; на балках висели вязанки сушёных грибов, пучки высушенной зелени, которую Мишутка добавлял в блюда. Грубо сколоченная лавка, на которой я спала, стояла у стены. Рядом – деревянный стол. Под ним – табуретка, на которой сидел Мишутка. Вот, собственно, и весь скарб.

Пол был земляной; на нём валялся фартук, который в гневе сорвал с себя Мишутка. Я подняла его и аккуратно положила на стол. Это давно брошенное жилище медведь приспособил под свои незамысловатые нужды. О, для королевича он был на редкость неприхотлив! Я оценила Мишуткино стремление создать тут хоть какой-то уют. Он явно сохранил свои человеческие принципы, характер и рассудок.

- Медвежья шкура ещё не делает из человека зверя, - негромко пробормотала я, размышляя о том, сколько усилий потребовалось, чтобы создать даже такой непритязательный комфорт. Сколько раз, например, ему пришлось, рискуя жизнью, наведываться в ближайшую деревню, чтобы раздобыть пару глиняных горшков или немного муки? Снаружи раздался какой-то шум, и я, вздрогнув, поспешила узнать его причину. Ко мне с встревоженным выражением на морде бежал Михаил.

- Скорей! – рыкнул он совсем по-медвежьи; я даже слов сперва не разобрала. - Садись!

Остановившись передо мной, он подставил спину, на которую я послушно взобралась. Едва почувствовав меня на себе, медведь припустил так, что я чуть не сорвалась.

- Эй, помедленней! – закричала я, вцепившись в шерсть и прильнув к широкой спине.

Но он лишь досадливо передёрнул ушами и ускорился. После пятнадцати минут такой скачки мне стало казаться, что я провела на коне целый день: бесконечные прыжки и скачки медведя отбили мне всю пятую точку - и не только. Мышцы ног заболели – так крепко я сжимала круглые бока Мишутки. Наконец, я почувствовала, что ещё немного – и я просто свалюсь.

- Тормози! – крикнула я медведю, а чтобы у него не было сомнений в том, что моё требование серьёзно и не должно остаться неудовлетворённым, я замолотила ему пятками по бокам.

- Да постой же ты, малохольная! – зарычал он, но остановился. Я немедленно соскользнула с его спины и упала на землю, раскинув руки и глядя в небо.

- Вставай, вставай, Машенька! – засопел он мне на ухо, но я только устало отмахнулась Лениво повернув к нему голову, сердито вопросила я:

- Что на тебя нашло?! Ты меня чуть не уморил, скача по кочкам, как бешеный!

Если б могла – встала бы и упёрла руки в бока, как делали няньки, когда хотели показать, что с ними лучше не шутить.

- Охоту на меня объявили, – прошептал медведь, тревожно оглядываясь по сторонам. Я так и подскочила.

- Охоту?! Кто?

- Князь венецианский твой!

- Он не мой! – не сдержала я праведного гнева. Был бы моим, я бы ему показала кузькину мать – и за себя, и за мишку, и за всё хорошее!

- Со свитой он своей в лесу – чудовище уморить решил…

- Какое ему дело до чудовища? – удивилась я. бы сказала, что вот уж кому геройствование не свойственно, так это князю.

- За то, что сожрало оно Елену Прекрасную – тебя, то бишь.

Уставившись на медведя, я потрясённо захлопала глазами.

- А что, это идея! Тогда меня и искать не станут… - обрадовалась я, но королевич захныкал, обхватив голову лапами.

- Они ж меня убьют!

- А ты спрячься!

- Куда?! – в отчаянии возопил он. – Они все укрытия мои обнаружили, со всех сторон обложили.

- Хм, – глубокомысленно почесав подбородок, я решила, что Мишутка заслуживает лучшей участи: не позволю приезжему топтаться по его шкуре! – Придётся бежать, – подвела я итог.

Но королевич не обрадовался моим аналитическим талантам.

- Куда?! – мрачно спросил он.

- Тебе лучше знать! Я в этом лесу отродясь не бывала, – послышался далёкий лай собак, и мы оба вздрогнули.

- Говорю ж – некуда! Лесок-то – всего-ничего.

- Что ж ты в таком поселился?! – набросилась на него я. - Нет бы подобрать для себя местечко попросторней...

- Да какая теперь разница?! – чуть не заплакал медведь.

- Никакой, – уныло согласилась я. И в самом деле никакой. Нужно решать по существу.

- Спрятаться негде, бежать некуда. Сдаваться? – предложила я, не видя другого выхода.

- Да уж лучше подохнуть сражаясь, чем покорно отдаться врагу на растерзание! – от избытка чувств медведь стукнул себя лапой в грудь.

Мне была понятна его позиция, но не скажу, чтобы я её разделяла.

- Лучше вообще не дохнуть, – возразила я, с коим фактом королевич вынужден был согласиться. Я видела по его глазам, испуганным, полным страха и надежды, что подыхать он не желает. «Да уж, лучше жизнь в медвежьей шкуре, чем никакой жизни вообще.» - подумала я, задумчиво наблюдая над Мишуткой. Однако рассматривание его морды, охваченной лихорадочными чувствами, решить проблему не помогло: идеи не желали появляться. Я забегала глазами вокруг себя, в надежде, что это поможет мне придумать как спасти королевича. Он меня пригрел, накормил, да ещё так вкусно, - не бросать же его в беде?