Елена Прекрасная

Модельер по-славянски и покровительница Искусства

При виде нас – при виде Настеньки - со всех сторон неслись охи и ахи. Поглядеть на приукрасившуюся Настеньку сбежался весь терем. Восторги лились рекой; завистливые шёпотки: «Кокошник, ты на кокошник погляди!» - ложились мне на сердце отрадой. «Да я дизайнер, йо!» - возопила вторая натура, потирая ручки от прибылей, которые могу получать, если открою свою бизнес. Тут о дизайнерах – настоящих дизайнерах, я имею в виду, - слыхом никто не слыхивал! «Может, это моё призванье – нести свет в массы?» - задумалась я о перспективности новой карьеры.

А вот Настенька, в отличие от сияющей меня, стояла мрачная и надутая. Сердито приказала Ульяну, который вместе со всеми киселёвцами тоже был на нашем пиру, отправляться домой за красками – да поторопиться! «Я и не знала, что он художник!» - удивилась я, провожая фигуру долговязого, нескладного мужика. Его не особенно в деревне уважали – ему одному из всех не сиделось на месте, и он то и дело пропадал где-то.

Впрочем, поручение он выполнил быстро. Глубоко и несправедливо обиженная моська главной мамки уже начала меня нервировать. «Не понимает что ли, что она – муза?!» - но прежде, чем я успела обидеться – ещё глубже и серьёзней Настеньки, вернулся художник, нагруженный своим художническим скарбом. И во мне вновь проснулось оно – Вдохновение. С новым жаром я взялась за работу, подыскивая место, где сотворённая мной красота смогла бы полностью раскрыться и заиграть всеми гранями.

Такое место нашлось, хоть и не сразу. Киселёвцы, как просекли в чём состоит мой план, сразу затею поддержали – худо ли – портрет главной мамки нарисовать?! Особенно умы возбуждало то, что Настеньке по статусу портрет не положен – она ж не Елена Прекрасная. У них отродясь кроме Елен никого рисовали – пытались донести мысль до моего тёмного сознания. Но я переубедить себя не дала, зато убедила всех вокруг, что дело стоящее.

- Пора когда-нибудь начинать! – горячо заявила я, чувствуя себя вершительницей маленькой революции, не меньше. – Это и называется демократия!

С высоты лавки это выглядело особенно внушительно и звучало убедительно – во всяком случае меня поддержало. Новизна происходящего ударила киселёвцам в голову не хуже молодого вина.

- К тому же не пропадать же наряду! Я тут час потратила на создание уникального исконно русского образа – и это не запечатлеть?!

Художник оказался ценителем прекрасного – зов таланта особенно сильно прорезался в нём, когда я пообещала порыться в комнате и найти ему в благодарность за работу похожее колечко. Вот тогда любовь к искусству взыграла в нём со страшной силой! Я даже заподозрила не слишком ли я пренебрежительно отношусь к сокровищам, запираемым на ключ Буратино? Может, там и правда есть что-то ценное? Пообещав себе заново, с большей тщательностью и беспристрастностью исследовать недра заветной комнатки, я вернулась к творческому процессу.

Ульян уже волок главную мамку к наилучшему, по его мнению месту, для «шидэвра», как он беспрестанно повторял. Та сопротивлялась, но прохвост ухватился за рукав шубы и Настенька боялась тянуть слишком сильно, чтобы не порвать собственность Елены Прекрасной. А снять шубку то ли не догадалась, то ли жаль было. «Почувствовала красоту образа!» - удовлетворённо причмокнула я. Однако выбранное им место мне не понравилось. Схватившись за другой рукав шубы, я потянула свою музу в сторону.

- Там же лучше! – махнула я рукой на миленькие кусты с жёлтенькими цветочками.

- Что ты понимаешь – там свет неправильно падает!

- Ты глянь какой там ужасный вид! – вопила я.

- Кому нужны эти цветочки? – изгалялся он.

Художник дёргал к себе, я тащила на себя, киселёвцы встали кто на его, кто на мою сторону. Поднялся шум, гам… И неизвестно чем бы всё кончилось – наверное, дракой и порванной шубой, если бы Настенька не взревела взбешённым быком:

- Пустите!

Мы с художником мгновенно выпустили из рук шубу и отскочили подальше. Киселёвцы синхронно сделали шаг назад. Настенька в гневе страшна; никому не хотелось с не связываться.

- Портрет нарисуем – и на этом всё? – многозначительно воззрилась она на меня. «Уберёшься наконец?» Я обиделась, но виду постаралась не показать. Кивнула с достоинством и прибавила, махнув на художника:

- Только за кольцом ему схожу, - надо ж слово держать. «Не обязательно» - вклинилась совесть. «Не искушай! - вздохнула я. – Скаредность – грех.» «Грех – это ходить не жрамши…» - забурчала она, но утихомирилась.

- Ты, - ткнула Настенька пальцем в плечо Ульяна, отчего тот покачнулся, как былинка на ветру, - портрет быстро нарисуешь?

- За час управлюсь! – бодро отрапортовал он.

- За час?! – возмутилась я. – Я за что такие деньжищи плачу?! Мне мазня не нужна! Мне произведение искусства подавай! А если шедевр не осилишь – найду другого художника, настоящего! – в запале прокричала я.

Возмущённый недооценкой своих способностей Ульян открыл было рот, чтобы ответить, но тут мы с Настенькой скрестились взглядами и он предпочёл не лезть под обстрел. Это была битва титанов! Правильно азиаты считают, что битва начинается со взгляда! 

Я всем видом дала главной мамке понять, что без портрета – качественного портрета – никуда из терема не уйду. Настенька пыталась поколебать мою решимость, обещая взглядом нечеловеческие кары, если сейчас же не уберусь, но не поддалась я! Поняв, что проиграла, она вздохнула, отчего всё её мощное тело всколыхнулось, как волны. И сказала Ульяну:

- Делай как должно.

И направилась к боковой калитке. Мы – за ней. Вывела нас Настенька к месту, откуда открывался изумительный вид на реку и дальше – на луга и зелёную дымку лесов.