Элинор

Глава I

Глава I

— Ты просто несносна, Элинор! Будь добра, отложи книгу до лучших времен и, пожалуйста, веди себя прилично.

Мне оставалось только кивнуть. «Прилично», по мнению матушки, значило умильно хлопать ресницами, как можно чаще смущенно опускать глаза в пол, очаровательно улыбаться до появления на щеках миловидных ямочек и глупо хихикать при каждом слове джентльмена. Этому нехитрому искусству меня безуспешно пытались обучить матушка с тетушкой, которым начинало надоедать мое незавидное положение. В свои двадцать три года я так и не получила заветное для любой леди предложение руки и сердца, и это грозило стать некоторым осложнением не только для меня, но и для моих родителей, имевших дом и годовой доход в пятьсот фунтов, а также единственного ребенка в моем лице. Отец надеялся, что труд всей его жизни не пропадет даром и достанется если не сыну, который умер задолго до моего рождения, во младенчестве, то хотя бы внуку, которого я произведу на свет, и чем скорее, тем лучше. Отца уже начинала мучить подагра, а матушка в последний год пристрастилась к лаундануму, чтобы лучше спать. Иными словами, родители не молодели, а наследника мужского пола у них так и не было.

Видит Бог, я никогда не была против замужества, а счастье родителей для меня значит почти столько же, сколько собственное счастье. Но я совершенно не умела очаровывать и кокетничать. Жеманство было мне столь же чуждо, сколь чужда грациозность балерины деревенской девушке, привыкшей ходить за овцами. Все джентльмены, с которыми мне доводилось говорить, довольно скоро уставали от моего общества, и предпочитали ретироваться в компанию более сговорчивых и более жизнерадостных девушек. Мои улыбки, если и способны кого очаровать, то только слепого. Мой голос далек от нежного пения ручейка, в моих глазах не пляшут искры, а мой смех скорее напоминает крики чайки, чем трели соловья, и поэтому я стараюсь не смеяться в обществе. И хотя мою внешность нельзя назвать дурной, мои наряды — безобразными, а мои манеры — не достойными леди, но было во мне что-то, что заставляло всех без исключения кавалеров сбегать в объятья более блистательных моих сверстниц. Все мои подруги довольно скоро вышли замуж, иные уже нянчили второго ребенка, а я так и оставалась дочкой старого майора, которую никак не могли пристроить.

Я вздохнула и выпрямилась. Ровная осанка, по мнению матушки, главный атрибут леди. Корсет немилосердно впился мне в кости, и я подумала, что Бесси значительно переусердствовала с его шнуровкой. Наверняка по мудрому науськиванию моей матушки, которая считала мою талию недостаточно тонкой для пленения мужских сердец. Сама матушка, несмотря на возраст, продолжала утягивать корсет так, что рисковала переломать себе все ребра, из-за чего ее фигура приобретала очертания вазы, довольно широкой сверху и немилосердно сужающейся к днищу.

В гостиную вошел широко улыбающийся отец, как всегда приглаживающий свои пышные усы. Раскрасневшийся, обрюзгший и тяжеловесный, он, тем не менее, имел всю ту же горделивую осанку, свойственную всем старым воякам, которую получил во время служения во флоте, из-за чего выглядел гораздо моложе своих лет. Зная об этом, он молодился как мог из тщеславия ли, а может, перед страхом неминуемой смерти: одевался по последней моде, как заправский лондонский денди; курил сигары, будто выпускник Итона; и сдабривал свою речь новейшими, как ему казалось, словами, которые употребляет только молодежь. Меня это всегда забавляло, а маменьку приводило в состояние бешенства. Она считала, что своим поведением папенька только отпугивает потенциальных женихов. Тетушка, всегда встававшая на строну маменьки, молча с ней соглашалась, но я не раз замечала неизменно вспыхивающую на ее губах улыбку, стоило только отцу в шутливой манере отвесить ей комплимент и подать руку, словно приглашая ее на танец. Вот и сейчас я заметила, как она заметно повеселела.

— Дорогие мои, — провозгласил отец, обращаясь ко всем нам, — позвольте представить, мистер Сайлас Дрейк.

Отец последние две недели только и рассказывал о некоем джентльмене, с которым познакомился в клубе. Такой же майор Королевского флота, как когда-то мой отец, он завладел вниманием папеньки, и каждый наш ужин не обходился без историй о нем. Мистер Дрейк сказал или сделал то-то, мистер Дрейк считает так, а не иначе, мистер Дрейк категоричен в данном вопросе, мистер Дрейк порекомендовал исключительно эту марку сигар, и теперь отец курит только ее, даже если исходится потом истошным кашлем на четверть часа. Я знала, что рано или поздно, отец приведет его домой, и только надеялась, что в действительности он окажется более сносным, чем по рассказам отца.

Мы все встали, и матушка чересчур дружелюбно, на мой взгляд, поприветствовала гостя. У меня было время разглядеть его, пока соблюдались необходимые при знакомстве с «настоящей леди» формальности. Довольно высокий, на вид около сорока-сорока пяти, одет во флотское. Несмотря на его явно военную выправку, чувствовалась в нем какая-то едва неуловимая небрежность. Заключалась ли она в легкой щетине или чересчур свободно повязанном шейном платке, а может, была следствием немного мятых лацканов пиджака, но каким-то непостижимым образом эта небрежность не отталкивала. У папеньки были все основания очароваться своим новым знакомцем: вел он себя исключительно, но вместе с ноткой модного сейчас безразличия. Когда пришла моя очередь быть представленной, я также почувствовала легкий аромат мужского одеколона, точно такого же, каким с недавних пор стал пользоваться отец. Мистер Дрейк учтиво поклонился мне, а я неохотно подала ему руку для поцелуя, чем вызвала одобрительную улыбку на губах матушки. Леди следовало подавать джентльмену руку будто нехотя, но при этом, чтобы не выказать неуважение или непочтительность. Очень долго матушка с тетушкой вскидывали передо мной руки, показывая, как это надо делать, и очень долго на их лицах застывали неудовлетворительные гримасы, стоило мне повторить за ними. Но сейчас, видимо, мои упорные труды наконец принесли свои плоды. Мистер Дрейк запечатлел на моей ладони невесомый поцелуй и улыбнулся. Его улыбку едва ли можно было назвать непочтительной, но было в ней что-то такое, что едва не заставило меня содрогнуться. Какой-то странный дикий блеск в глазах. Или едва заметное искривление безразлично-дружелюбной улыбки в дерзкую насмешку. Я бы и рада содрогнуться, но многолетняя муштра матушки помогла мне полностью собой овладеть. Возможно, решила я, мне это просто показалось.