Еретик

Ульяна 1908 г.

Погода стояла солнечная, жаркая. Шаловливые тучки-барашки убежали пастись на какие-то другие небесные заливные луга. Дорога пересохла и клубилась пылью, покрывая желтоватым налетом лопухи подорожника и мать-и-мачехи. Авдотья в платке и сарафане уже вся сопрела, хотя корзинка особо не обременяла ее тяжестью. Грибов она собрала пучок, разве что для вкуса к похлебке. Да и пошла она за грибами скорее для вида, чтобы хоть иметь причину пройти мимо старой заброшенной кузни и ведьминого хутора.

Баба остановилась около изгороди, брезгливо покосилась на черную кошку, примостившуюся на плетне рядом с болтающимися на частоколе кувшинами.

«Вот чертовка, весь дождь в кувшин собрала», - злобно подумала Авдотья, стирая рукавом со лба, застилающий глаза пот. Подойдя к плетню, густо перевитому плющом баба воровато глянула во двор, высматривая хозяйку. Ульки в огороде было не видать и в саду не слыхать. По двору бегала, квохча разнообразная домашняя птица и валялся в тенечке пегий поросенок. Кошка спрыгнула с плетня и сиганула в приоткрытое окошко горницы. Тут же из дверей вышла и хозяйка, нарочито вытирая руки о передник.

- Зачем, кума, пожаловала? По делу, али от безделья – с хитрым прищуром спросила Улька. Подумалось, что старостиха либо опять на Назарку жаловаться пришла, либо все же кто заболел у нее в семействе. Последнее было маловероятно, так как Авдотья всегда хвалилась, что ни в какие заговоры и колдовство она не верит, а если кто занедужит, то пошлет Гришку своего в село за доктором.

- По делу, да не по тому, что ты думаешь, - злобно выдала баба. Авдотья с раздражением отметила, что Улька будто и вовсе жары не чувствовала. От нее исходил запах свежих и пряных трав, а не застарелого пота, коим благоухала сейчас старостиха после бестолковой лесной прогулки. По ведьме не скажешь, что она измучена непосильной работой по дому и немалому хозяйству, хотя из помощников у нее всего-то один малолетний сын. «Аль и, правда, ведьма», - пришла тоскливая мысль, - «Я вон прошла пару верст гуляючи, и то упарилась, а этой хоть бы хны, что жара, что холод, что дождь - все лыбится, как блаженная»

- Что ты не по погоде за грибами, кума - усмехнулась Улька, - Много ль набрала?

- Сколь набрала, того мне хватит, - буркнула Авдотья, - Чай не одними грибами сыты. Какие тут грибы, когда такая жара стоит, ни одной капельки с неба не пролилось.

- Завтра, прольется по утру, кума. Кто рано встает, тому бог дает - иди с утреца завтра по грибы, а не в полдень, авось и на сердце у тебя подобреет, что не зря комаров кормила.

- Черт с твоими советами, бесстыжая, - подперла бока руками Авдотья. Смотреть Ульке в глаза было неприятно до зуда в кончике носа. Уж больно издевательским казался взгляд молодой колдовки. Авдотья была немногим старше Ульки, и прекрасно осознавала, что давно утратила свою былую красу и привлекательность в глазах мужа. Поплыла в талии, отяжелела в ногах. И родила то всего двух детей, а грудь уже увяла и обвисла. Да и на лицо она никогда не была так светла и мила, как ведьма эта проклятая.

- Бабы бают, видали тебя на днях с моим Гришкой. Чего тебе от моего мужика надобно? – у Авдотьи уже все клокотало от негодования. Хороша ведь чертовка, даром что вдова и давно не молодка.

- Не дури, Авдотья. Сдался мне твой Гришка! - Улька поморщилась как от внезапной зубной боли. Староста последнее время пугал ее своими приставаниями. С тех пор как умер Семен, начал Григорий всячески искать встреч с одинокой вдовой. Однажды даже встретил по дороге к мельнице и попытался зажать ее в частом осиннике, дурной от возбуждения. Но в тот раз вылез откуда-то из густых зарослей малины медведь и рявкнул добродушно для острастки, оторвавшись от лакомства и выражая свое легкое недовольство. Так шуганулся незадачливый кавалер, что чуть в штаны от ужаса не наложил. А Улька хохотала до слез над трусливым ухажером. Гришка помчался не разбирая дороги куда-то через лес и вернулся домой с исцарапанной ветками рожей, и залепленным репейником зипуном. А медведь косолапой неспешной походкой побрел в более тихое место. После того случая староста на ведьму обозлился и долго избегал, а теперь вот снова взялся за старое. Ульке Григорий был противен, но жаловаться на него было некому. Дядьки давно от живущей на отшибе родственницы отвернулись. Приходилось Ульке самой выкручиваться, то отсмеивалась, а то и вовсе порчу навести грозила.

- Дело у меня было к Григорию. Как мужик он мне даром не нужен, - попыталась успокоить разъяренную бабу Улька, - Кузню выкупить хотела. Да он цену немыслимую заломил.

- Почто тебе кузня, - прищурилась старостиха, - Давно брошена стоит.

- Назарка подрастает, ему пригодится, - повела плечами Улька, - Обучится ремеслу, кузнец без работы никогда на деревне сидеть не будет.

- Знаем мы какому ремеслу ты его отправить учиться хочешь, - огрызнулась Авдотья, - а то не ведаем, чем всеселовский кузнец промышляет. Одной чертовки нам тут мало, еще один чернокнижник на нашу голову подрастает.

- Думай, что хочешь, а язык свой придержи, - тихо молвила Ульяна, - не ровен час отсохнет.

Авдотья злобно топнула ногой, плюнула под изгородь и вздернув длинный нос потопала в сторону деревни. Едва отойдя от хутора, она обернулась и прокричала:

- Так и знай, бесстыжая, будешь моего Гришку приваживать, я те красного петуха то по двору пущу. Посмотрим, какая из тебя ведьма!