Я неслась во весь опор через маковое поле, от липкого страха спотыкаясь и падая, но вновь поднимаясь и устремляясь вперед. Туда, где в полукилометре стоял старый деревянный дом. В начале лета меня предупредили, что ходить туда не стоит. Там живут сумасшедшая и ее муж алкоголик. Люди уже старые, и ждать хорошего и гостеприимного приема от них не стоит.
Но я летела туда так, будто там был рай, а я улепетывала из адовой клоаки. Из которой случайно удалось выбраться после двухмесячного пребывания. Даже не знала, что я умею так бегать. Голые пятки так и хлестали по ягодицам, а пальцы каждый раз утопали в мокрой земле, которая ошметками разлеталась по сторонам. Ночью был ливень.
Дыхания уже не хватало, горло сдавливало горячими спазмами, а грудь, казалось, сейчас лопнет. Но если хотела выжить, надо было спешить. И не важно кто там, в этом доме, главное, чтобы то чудовище, которое за мной гонится, осталось позади.
Я так резко сорвалась из дома, что только сейчас поняла, что до сих пор сжимаю в одной руке шприц, весь измазанный в крови, а во второй ложку. Чертыхнувшись, все это выкинула, как будто сжимала в руках гадюк.
А все эта наркоманка виновата, которая втянула меня во все. Благодаря ей я пытаюсь выжить, а изначально ехала в деревню на лето отдохнуть и помочь нашему другу семьи по хозяйству. Присмотреть за телятами, козами и помочь с огородом в 20 соток. Будь он неладен! Ненавижу урода!
Резкая, острая боль пронзила стопу, и я вновь рухнула, со всей силы ударившись ребром о корягу.
— Черт! — выругалась я и попыталась встать. Но не тут-то было. Из правой стопы торчал гвоздь. Застонала и снова выругалась. Только этого не хватало. Я лихорадочно завертела головой, соображая, где же находится Игорь, и опустила голову еще ниже, прячась в маках. Хорошо хоть, цветы уже выросли и распустились, прекрасно заслоняли меня. Но долго я тут не отсижусь, надо добежать до соседей.
Я вытащила гвоздь, уже не обращая никакого внимания на боль. Адреналин так и плескался во мне. Но знала, что потом мне будет очень больно. Это сейчас у меня шоковое состояние.
Вновь поднявшись и оглядевшись, побежала, превозмогая боль и стараясь не наступать на больную стопу. Мне казалось, что минуты растянулись в часы. Но через какое-то время я все-таки достигла порога этой хибары и, не задумываясь, почти вкатилась в нее кубарем, вновь спотыкаясь и падая.
— Э, ты куда несешься? — промычал сосед, который лежал в это время на железной сетчатой койке из 70-х годов.
В нос ударил затхлый запах плесени, мочи и рвоты, перемешанный с алкоголем.
В доме был полумрак, и только из небольшого окна справа падал свет. Меня бы вывернуло, если было чем. Я со вчерашнего дня еще не ела. А уже не меньше часа дня.
Комната была небольшая, примерно восемь на восемь метров. Походила больше на предбанник, а не на полноценную комнату. Деревянные, кое-где прогнившие полы были завалены бутылками из-под водки и пива, грязным шмотьем и разным мусором. Пока глаза привыкали к полумраку, сосед продолжал что-то неразборчиво мычать. Минуты две спустя, немного отдышавшись, я осмотрелась. В левом углу у окна стояла еще одна кровать, на ней мирно спала женщина. А может, была пьяна, кто ее знает. На вид около 75 лет, худощавое телосложение, седые косматые волосы, заостренные черты лица. Видимо, с продуктами в этой семье совсем плохо.
На ней была надета когда-то белая в цветочек хлопковая ночная рубашка, а сейчас больше напоминающая половую тряпку. В жирных пятнах, а кое-где в дырах с мохрящимися грязными нитками. Сквозь эти дыры было видно ее морщинистое старушечье тело, так же грязное и, уверена, пахнущее не лучше, чем в самой избе.
Я смотрела во все глаза и никак не могла поверить в происходящее. Такое просто не может происходить со мной. Вся эта грязь и мусор не вязались с моим образом. Я как белая ворона, случайно влетевшая в стаю черных, так сильно не вписывалась в окружающую обстановку.
Задвинув позади себя железный ржавый засов на двери, лихорадочно соображая, что делать дальше.
Боль в ноге напомнила о себе, и я глазами забегала по полу в поисках хоть небольшого количества недопитой водки. Нашла бутылку и даже чистую ткань в виде бинта.
— Не нальешь, а? — подал мерзкий голос старик, который продолжал валяться на своей койке.
Как же мерзко здесь пахло, а нос отчаянно не хотел привыкать к этому запаху.
Отвечать я не собиралась, мне срочно нужно промыть рану и перебинтовать.
— А, это моей старухи.
— Что? — не поняла я.
— Бинт, что у тебя в руке, — пояснил старик. — У нее шейка бедра сломана, и она уже вряд ли будет ходить, — уточнил он.
Я нашла табурет и, подстелив что-то более или менее чистое, водрузилась на него. На мне были короткие джинсовые шорты, поэтому я колебалась садиться в этой грязи на подстилку или нет. На вид она, вероятнее всего, не была такой чистой, как мне показалось сначала. Но чувство самосохранения перевесило и я все-таки села.
Положила ногу на ногу раной вверх и стала потихоньку лить воду из бутылки, которая стояла на столе. Отмыла ногу от грязи и увидела дырку. Я ведь даже обуться не успела. Да какой там, хорошо, вообще успела ноги унести.
Когда на тебя несутся с топором, там не подумаешь про обувь. Выбежишь в чем мать родила.
«Вот же гадина, — про себя ругалась я. — И как посмел?!»
Полив водку на рану, защипало так, думала, заору. Но подавила вопль и стала наматывать бинт. Закончив с перевязкой, наконец посмотрела на деда. То, что мне предстало перед глазами, теперь не забыть никогда. Семнадцать лет прошло, а я до сих пор содрогаюсь от воспоминаний.
Это было тело человека, которому глубоко за 70. Такое же худощавое телосложение, как и у женщины, я бы даже сказала истощенное. На меня смотрела пара когда-то серых глаз, а сейчас они больше напоминали жабьи, навыкате, с огромными мерзкими мешками под глазами. Белки красные — от вечных попоек. Кожа землистого цвета. Щеки ввалены, и скулы острыми углами торчали из-под глаз.
#4554 в Молодежная проза
#1067 в Подростковая проза
#3957 в Разное
#641 в Приключенческий роман
Отредактировано: 12.02.2021