Хокку
Скрипела ручка.
Уж солнце уплыло в ночь.
Кошачьи лапы.
Лунные дали.
Хохочет в лесу сова.
Не лечь ли нам спать?
Шепчут герани:
«Устали от глупости».
Стучат клавиши.
Прыгнул кузнечик.
Пчелы свалились с цветка.
Смеюсь над ними.
Открылись двери.
Дивана скрип довлеет.
Убрал мобильный.
Сгорают костры.
Трещат нещадно искры.
Коснуться бы их.
Койка в больнице.
Сломаны ее ножки.
Душевнобольной.
Плещется речка.
Офелия в низине.
Плачут кувшинки.
Стихи о любви.
Как много в них сказано.
Ни слова правды.
Лед тронул реку.
Даже рыбы умолкли.
Пора бы и нам.
Пирожки
пиши пиши кричит оксана
иди готовь кричит олег
и я иду под взгляды наших
коллег
владимир смотрит на овсянку
овсянка смотрит на него
и не понять ему коллапса
сего
михал евграфыч знает точно
что невозможно жить в москве
поэтому он тащит хмуро
бумаги в ихнее бюро
виталий думает что кошки
танцуют вальс по вечерам
и пьют вино из старых рюмок
на крыше гаража его
и он ответил мне сквозь зубы
и снял очки вложив в чехол
и я узнал что он был
хохол
Владычица
Коснется когтями — бежит замшелая тропа.
Огладит крылом — леса вздымаются над царствами.
Опалит дыханием — колосья шепчутся в низинах.
Владычица того, что дышит, давно мертва и жива недавно.
Раскинулись воздушные замки.
Сверкает чешуя в светящемся пении хрустальных витражей.
Ветвятся дороги от могучих лап.
Вырастают города и деревни там, куда упадет ее янтарный взор.
Память-однодневка: закаты исчезают, как и прожитые века.
Мостки между воздушными замками.
Взмахнет крыльями, пустит воздуха в перепонки, взрыхлит плодородную землю.
Взметнется в вечное небо.
Царство драконье, есть оно или нету его?
Есть только вечное небо.
Корабль на обрыве
Поют киты да чайки у крутого брега.
Бьются волны черные о мой корабль.
Корабль мой висит на обрыве.
Стена вот-вот упадет, да некуда — держит песок.
Вода приносит стекло к стенам пристанища.
Стынет шоколад в фарфоровых бокалах.
Я смотрю на жаркие бои, что завоевывают брег и топчут стекло.
А помнишь ли ты, что за горизонтом есть я?
А поглядываешь ли ты за него?
Смотри
Пролетая над зимой и промерзшими прудами, сугробами и ручейками, дорогами и облаками, над мирозданьем и ветрами…
Касаясь перьев и болот, сбив крылом корону и всадив метель в живот палачу о кожаном капюшоне, и луна осветит иву, и качнутся ветви, отсчитывая пульс, но старик-время все так же непреклонен…
Нагнувшись и прикрыв глаза ладонью, я совершу свой первый шаг, что приминает серый снег, и пролетает долгий век, пока я делаю его, да не потухнет тот огонь, что жег меня снаружи и внутри, так глянь ты на меня, смотри, смотри, смотри!..
Артемида
Обернуться соколицей, в ясно небо быстро взвиться;
Обернуться мышью серой да зарыться в землю тленну.
Небо встретит светлым зевом, почва шепчет неизменно:
«Боль свою отдай же мне».
Свет и тьма моей душою выдирают разум с корнем;
Снег и дождь моей рукою выбеляют очи темны.
Гулкий страх, гремя костями, разливается речами:
«Боль свою даруй же мне».
Натянула лук сребряный, распаляя душу пьяну;
Он ласкает мои пальцы, словно руки девы — пяльца.
Тихий шепот в тишине:
«Боль мою верни же мне».