Этика эпохи.

Этика эпохи.

Уважение человека к отцу и матери кажется таким естественным, так органично присущим всем нам - существам физически и психически зависимым от взрослых на протяжении десятилетия и более, а у иных она, зависимость эта, и пожизненно! что многим непонятна необходимость возводить его в ранг заповеди или закона от Высших Сил, неведомых и страшных, способных лишить жизни. Милующих и наказующих.

Это странно вдвойне, когда размышляешь, что заповедь эта дана тысячелетия назад, в эпоху сурового общинного коллективизма, а, допустим, не сейчас, когда умная техника жизни, придуманная заокеанскими чертями, сделала человека, начиная с его рождения и кончая смертью, гораздо зависимей от окружающих его предметов цивилизации, чем от отца или матери.

Едва родившись, человечек нуждается в памперсах, пеленках, сосках, смартфонах (показывать котика или бабушку), компьютерах (отвлекать мультфильмами), амулетах на шейку и унитазах. И еще в градусниках и клизмочках. Про мячик чуть не забыл.

Да и остались ли они — отец и мать?

Медицинским технологиям осталось чуть-чуть, шажок - и акт зачатия уйдет из пахнущих страстью и скомканными простынями спален в стерильную заводскую пробирку, а девять месяцев изнурительной беременности будут протекать не в женском чреве, а в одноразовой капсуле-коконе, подвешенной в лаборатории современных Фаустов, опутанной шлангами и датчиками.

И не за горами законодательное запрещение самовольной беременности (случайную будут нещадно штрафовать, как оскорбительное нарушение закона), и государственный контроль за геномом рождающихся. А так же их количеством и полом.

Тут уж по Платону — побольше солдат, немного администраторов и, с учетом роботов, чуточку рабочего обсуживающего персонала. Все-таки, что ни говори, лакей-человек приятнее андроида.

«Маток» много не нужно.

В принципе, грамотный лаборант в очках и у одной из яичника сотни тысяч фолликулов выпотрошит, а дальше она уж и не нужна, кажется, для хозяйства.

Девочек для эскорта надо, и надо много и разных, только потом их девать-то куда? Решат, я думаю. Гуманно, как обычно. Пилюлю, например, придумают - «Тихий сон». Скушала и на консервный завод — тут прагматика: человеческие аминокислоты — идеальная пища для наших организмов. Стопроцентная усвояемость.

О каннибализме чуть позже.

Ну, и по мелочи, немного женщин в прислугу, немного — в искусство.

Этих еще разводить надо будет — кто «Шавермой» торгует. Но с ними — строго по числу ларьков, а то бесконтрольно — размножаются очень быстро.

Пора перейти к примерам, но поболтаю еще немного.

Основное требование старой морали: «кайся». Или, проще говоря, живи постоянно с угрызениями совести. Эти угрызения сделают тебя кротким, милостивым и чистым от блудных желаний.

На красивую девушку следует смотреть, как на цветок — втянул воздух ноздрями и отойди, и никаких лишних мыслей. Они, мысли эти, говорят, от мясного рациона, так что, смотри сам.

Женщины — неиссякаемый источник угрызений совести.

Поэтому основная реплика порядочной девушки такова: «Уйди, противный!»

Вот мы и добрались до «совести». Что это? Постоянная оценка поступков и событий по шкале: «хочется, но стыдно — смеются», «хочется, но нельзя - ругают», «хочется, но не тебе и не сейчас — «они» так распределили»?

Похоже, совесть человека, растущая из оценок «взрослого» коллектива, основанных на удобстве совместной жизни, податлива к изменениям, пусть медленным пока.

«Смеются», «ругают», «распределяют» - это от общества.

А если общества уже нет?

В старом понимании?

Детский садик, куда ходил маленький Паша, был крохотным, довольно уютным каменным зданием с плоской крышей, крышей удивительной - с растущей прямо на рубероиде, без земли, березой, и невысокой кирпичной трубой кухни, из которой постоянно шел ароматный дымок. И днем и ночью.

Повариха там была прекрасная. Особенно ей удавались котлеты мясные с легким соусом и картофельное пюре — оно было воздушным и пахло сливочным маслом.

Днем повариха готовила для детей и воспитательниц, а ночью тоже готовила, но уже для себя, своей подруги Нюси и Василия Ивановича (другого, не из анекдотов, а того, которого уволили недавно из электриков, а он им и не был, кстати, а был зоотехник с дипломом), потому что, как я уже сказал, была отличной поварихой.

Но маленькому Паше, хоть и нравились котлеты и пюре тети Лиды (так звали повариху), больше по вкусу был рисовый пудинг с вишневым вареньем. Он всегда съедал всю порцию очень быстро, вперед всех, и после вылизывал тарелку языком.

Рисовый пудинг нравился еще одному мальчику — Сереже, и они — Паша и Сережа — как-то сразу почувствовали друг к другу симпатию, буквально, после второго по счету пудинга, и они стали играть в машинки вдвоем, причем Сережа был «полицейским», а Паша убегал от него.

Они играли, дни шли, и между ними стала возникать детская дружба, когда тебе хочется постоянно видеться и говорить именно с этим человеком. С ним интересно.

В один из дней Паша принес в садик любопытную игрушку-трансформер. То она складывалась в танк, то в самолетик, то в робота, наконец, даже в собачку. Он показал игрушку Сереже и даже дал ему поиграть, а потом они побежали на обед, потому что тетя Лида как раз приготовила котлеты и пюре.

После обеда был «тихий час», когда все спали, а потом Паша и Сережа стали играть в машинки. Вдруг они вспомнили о игрушке-трансформере, и решили, что было бы здорово — стрелять из пушки танка по машинкам, и подбежали к полочкам с игрушками.