Это были Девяностые

Саша Ларин даёт интервью

Этот Новый Год начинался очень странно. Кажется, сама погода в Москве не знала, как ей встретить январь — удариться в мороз или махнуть рукой и завалить столичные улочки смесью грязи и снега. Под самый конец тридцать первого декабря, так и неопределившаяся погода, вывалила на головы москвичей всё и сразу, смешав холод и слякоть. Впрочем, большинство жителей Москвы этого буйства непогоды на своих головах не ощутили — они сидели по домам и радовались теплу, телевизору и продуктам, спрос на которые, как и раньше, превышал предложение. Союза не было уже два года, но все его косяки остались. При этом, почему-то остались именно косяки, а всё то хорошее, что было даже в поздние восьмидесятые, ушло.

Но новогодняя ёлка мигала огоньками ГДРовской гирлянды, переливались в её свете «дождики» и шарики, снеговики и домики, и от этого детского веселья становилось как-то спокойно и даже радостно на сердце.

— Шура! Шура! — женский голос всколыхнул сказочную атмосферу. — Александр!

— Да здесь, здесь я. — дверь в одной из комнат открылась. — Мам, что ты кричишь, я не глухой.

— Не глухой он! — женщина в красивом платье, с огромной тарелкой салата в руках, прошла мимо растрёпанного парня. — Новый Год вот-вот настанет…

Она улыбнулась и закончила фразу строчкой их «Чародеев».

— Если снежинка не растает, в твоей ладони не растает, пока часы двенадцать бьют! Эй, ты спал что-ли?

Женщина подозрительно посмотрела на зевающего сына.

Тот кивнул и сказал.

— Есть маненько…

— Вот ты соня! Чуть Новый год не проспал!

Она, поставив салат, скептически оглядела накрытый стол.

— Я специально решил поспать, чтобы до утра просидеть за столом. Ты же знаешь, что меня всё время вырубает в Новогоднюю ночь. Даже будиль…

Из комнаты раздался дребезжащий звон.

— …ник завёл.

Женщина щёлкнула пальцами и скомандовала.

— Будильники выключаем, за столы — шагом марш! И всё-таки чего-то не хватает…

— Может быть Лёши? — сказал парень, садясь за стол.

— Его только не хватало… — мама в шутку дёрнула взрослого сына за ухо. — Я про твоего друга не забыла, он позвонил и сказал, что не сможет приехать, дела срочные.

— Да, конечно, знаю я его дела… — усмехнулся Саша, начав тыкать пальцем верх «селёдки под шубой».

— Я те поковыряю! Мать старалась, красоту наводила, а ты пальцами своими! И кого я только воспитала? — она театрально взмахнула руками.

Театрально…

Саша улыбнулся. Это слово очень хорошо подходит маме. Будучи актрисой до мозга костей, она играла не только на сцене или перед камерой, но и в реальной жизни.

— Так Лёха не придёт? — вновь спросил Александр, глядя на экран телевизора. Красивый новенький «японец» показывал очередной «Огонёк».

Шурик отвернулся и уставился на салат.

— Сказала же, что он занят. — мама вошла в комнату с бутылкой вина.

— А почему гостей не пригласила?

— Гости будут завтра и были вчера. Хотя, может тётя Света придёт… Прекрати стонать, Александр! — мама строго на него посмотрела. — Тётя Света почти член семьи!

— Она до сих пор сюсюкается со мной, как с ребенком!

— И что? Она тебя любит, она с тобой сидела, когда мы были на гастролях.

— Мы… Вы, а не мы. Я-то дома тусовался.

— Прекрати ныть, ты был слишком маленький, чтобы выдержать все эти поездки.

— Сейчас я уже взрослый, мне почти двадцать шесть…

— Вот знаешь, по твоему брюзжанию, вообще не сказала бы. — усмехнулась мама, сосредоточенно пытаясь открыть бутылку. — Как в десять, как в пятнадцать, так и сейчас… Ноешь, ноешь… Может тебя женить?

Она задумчиво посмотрела на сына.

— Ооо, хо-хо, вот уж точно, давай, зови тётю Свету! Она давно хочет за меня сбагрить свою Аллочку!

Мама хихикнула и открыла бутылку.

— Чем тебе Алла не нравится?

— У меня фамилия не Болдин, чтобы за Аллами бегать… — Саша заглянул в пустой фужер. — Как вспомню, как она ко мне клеится, так…

Он поёжился, а потом протянул фужер маме.

— Эх, старушка, налей кружку!

— Старушку я тебе припомню. — сказала мама весело. — Будешь «Буратино» пить, а не вино.

Однако, свою угрозу она исполнить не успела — телевизор зазвучал голосом Президента России: «Дорогие друзья, скоро часы на Спасской башни Кремля пробьют полночь и мы проводим 1993 год…»

Саша не очень вникал в слова главы государства, а мама побежала к телефону, который, как по приказу, начал пиликать. Парень взял в руки пульт, стал прыгать по каналам, глядя, кто и как развлекает народ в новогоднюю ночь.

— Мам, там Мавроди выступал. — Саша повернулся к вошедшей в комнату маме. Она приложила палец к губам, продолжив стрекотать в трубку телефона. Александр пожал плечами и стал накладывать себе салат.

— Мавроди, говоришь? — мама села напротив, бросив трубку на диван. — И что говорил?

— Что-то про Кеннеди… Я не слушал…

— Ох, договорится он, помяни моё слово… Вообще, самое лучшее поздравление было у дяди Миши… А Мавроди… Отец считает, что долго вся эта затея с акциями не протянет и ничего хорошего не даст…

— Он звонил?

— Кто? Папа? — мама взглянула на телефон. — Позавчера. Ты уже спал.

Саше стало немного обидно.

— Мог бы и приехать.

— Ты и сам знаешь, что он занят. Приедет, ещё наболтаетесь.

Мама подняла бокал и улыбнулась. Саша улыбнулся в ответ и они стукнулись хрусталём под песню дуэта «Академия», который почему-то сидел на кукольных лошадях.

Новый 1994 год наконец-то наступил…

«Книга — лучший подарок» гласил красно-жёлтый советский плакат, тоскливо покачивающийся в окне магазина. Саша, сидя за столом, покачивал в такт плакату головой. Было не просто скучно — было тоскливо. Если бы за окном не крутила снег зима, а светило летнее солнце, то в кабинете наверняка ещё и муха противно бы жужжала.

Так, во всяком случае, подумалось Александру.