Этот город

Глава 1

Я наклонился завязать шнурки и устало вздохнул. Все начали утверждать, что меня не существует, ровно в тот момент, когда я осознал обратное. Дни сменяли друг друга, все до серости яркие и интересные, хоть и не сказать, что сильно приятные, но я был этому рад. Утром, в пижаме, но без кожи, я садился на кровать и, до конца не проснувшись, пялился на драные белые обои в розовый цветочек, пока не приходил в себя.

День начался как обычно, и закончится он, я уверен, примерно так же. Пробираясь по обледенелому сугробу как по импровизированному тротуару мимо котельной, я шёл домой после школы. Стоило мне ступить на асфальт, как позади послышался топот, и моего плеча коснулась чья-то рука.

— Саня! — растерянно улыбнулся я, отвлечённый от своих мыслей. Санька был действительно моим другом, хоть ссорились мы куда чаще, чем с теми, с кем оставались просто знакомыми. Самое же примечательное в нём, помимо нечеловеческого терпения и удивительного для наших ровесников здравомыслия, то, что он был рыжим. Никогда не видел рыжих людей.

— Я тебя кричу, кричу…

Я виновато пожал плечами. Не всегда удавалось слышать людей, особенно тех, кто желал добра.

— Ты слышал, что там с Юлей Дубовой? — мы прошли поворот к моему дому. Я никогда туда особенно не торопился и всегда провожал Саню самой длинной дорогой, какой только можно было это сделать. Он, похоже, разделял мою точку зрения, при том, что не страдал географическим кретинизмом.

— Мы не общаемся, — бросил я. Юля была для меня своего рода камнем преткновения, — а что?

— Парня нашла. Похоже, капитально. Даже в аське написала, что с ним в браке.

— И?..

— Колдун наверное, — рассмеялся Саня, хлопая меня по плечу. Юля была личностью эксцентричной, наверное, именно поэтому мы и начали общаться. Она была адекватной, умной и начитанной девушкой, уважительно ко всем относящейся, в меру (не очень?) приверженкой мистицизма. Ключевое слово — «была». Всё было хорошо, когда мы дружили, но в один момент, который ни мне, ни ей уловить не удалось, всё сломалось.

— Иди в пень, — я шутливо толкнул Саню и неловко усмехнулся.

Пока Саша что-то рассказывал, мы прошли железнодорожный переезд. С каждым шагом я чувствовал, как по спине бежал весьма ощутимый холодок. Я с детства жил здесь, в доме, у которого окна выходили на железную дорогу, под впечатлением читал ярко иллюстрированные истории о том, как кого-то сбил поезд, и сам боялся такой участи. Я вообще боюсь смерти. Даже говорить о ней боюсь.

Из лесопосадки повеял по-особенному свежий ветерок, и сердце застучало чуть быстрее. Совсем скоро снег растает и настанет настоящая весна с этим самым необъяснимым чувством весны, когда душу рвёт на части, и ты ничего не можешь с этим сделать. О чём мы говорили, я не помнил: в связи с тем самым весенним настроением у меня появились дела поважнее, и простились мы довольно быстро. Саня был чудесным другом, но я часто нуждался в одиночестве и надеялся, что он поймёт.

Больше чем шататься по городу я любил только качаться на качелях. У меня даже место своё было, одно из немногих, где этот нехитрый снаряд подходил мне по росту, хоть я и не был высок: старость не радость, как говорят. По левую руку был детский сад, где именно в это время вкусно пахло блинами, а по правую… Да, снова железная дорога. Она была везде, куда ни глянь, и даже в моих снах, которые, к слову, заслуживали внимания большего, чем реальная жизнь. Я всегда куда-то ехал, собирался, опаздывал или вовсе глядел вслед уезжающей электричке. Наверное, я и хотел бы в действительности куда-то поехать, да только некуда. И не с кем.

Вскоре я оказался на том самом месте, бросил рюкзак в сугроб и, сев на качели, оттолкнулся ногами от земли.

В такие моменты я часто представлял себя Человеком. Учёным, спортсменом, актёром — да хоть просто известным в своей школе мальчиком, как в фильмах. Вспоминал самые яркие наши с Саней приключения, а может и не приключения вовсе, но события, дающие понять, что мы действительно друзья. В моей жизни происходило всё и одновременно ничего: не скучно, но и похвастаться нечем. И не перед кем.

Спустя минут пятнадцать я услышал знакомое шарканье шагов. Макарыч.

— Здорово, маленький! — это был типичный заводчанин местного предприятия лет сорока, каких на каждый двор было человек пятьдесят точно, — опять мина кислая? — Макарыч остановился возле качелей и отхлебнул пива из банки, затем с забавным удивлением посмотрел на последнюю и протянул мне, — хочешь?

Я остановил снаряд и подал товарищу руку, помотав головой. Пить — для слабаков и совсем несчастных людей.

— Как у тебя… — он забавно почесал затылок, — твоя житуха молодая?

— Всё как обычно, — соврал я. Долго было рассказывать, да и не очень-то и хотелось. Обо всех моих радостях и бедах мог знать только Саня.

— Да не скажи. Врёшь ты всё, маленький. Здесь, — он сделал неопределённый жест рукой и закатил глаза, глядя на небо, — просто так ничего не бывает. Ты там это… Друзей нашёл, как задумывал?

— Не-а.

Выл ветер. За забором шумели дети, во что-то играя. Мимо пробежала бездомная собака. Я шаркал ногой по снегу, и думал о чём-то совсем отвлечённом. Когда там уже весна?

— Знаешь, что я тебе скажу? Таких как ты не очень любят, но, — уже подвыпившего, Макарыча всегда тянуло на философию, — ты на них наплюй и себя не теряй. И не давай разбить себе очки.

— Меня всё устраивает. Не обижают сильно, и хорошо. Очки в целости.

— Так ты ничего не добьёшься. Надо не просто быть, но и доказывать своё существование! — довольный своим умным изречением, местный алкоголик всея города пересел на низенькую скамейку и осушил остаток содержимого банки, — но и не надо увлекаться всяким… Этим… — он снова сделал неопределённый жест рукой, — ну ты понял. А то был у нас в городе случай. Даже два, — Я приготовился слушать и кивнул. Макарыч всегда рассказывал интересные истории, — Знаешь вывеску «Аптека» за Юбилейной? Прямо как выходишь со станции и прямо. Так вот дело в том, что вывеска есть, а аптеки нет и никогда не было. Был «Гастроном». Клуб такой, где дурь толкали, тайный, естественно. Знаешь хоть, что такое дурь? — Я кивнул. Макарыч сделал одобряющее лицо, — И командовала там всем, кажись, Лидка Юдина, дочь нардепа, после того как её из фармацевтов подвинули, — он вдруг замолчал и посмотрел на небо, — не, не Лидка. Ви-о-лет-та! Пошла одно время у знатных мода детей дурацкими именами называть.