Ева. Молчание

Глава 1.

«Книги не дают по-настоящему бежать от действительности, но они могут не дать разуму разодрать самого себя в кровавые клочья»[1].

Книги всегда были моим убежищем. По ним я училась любить, дружить, мечтать и воспитывать ребенка. К ним обращалась в минуты душевной слабости, уныния или печали. Когда меня спрашивают:

«Что ты находишь на этих пыльных страницах, почему так привязана к ним? Оглянись, вернись в реальность!» — я никогда не утруждаю себя ответом. Зачем? Кто не тонул в бескрайнем океане историй, тому не объяснить, что моя – лишь капля, а я бы хотела стать дождем, побывать в разных мирах и временах, притвориться священником, блудницей, тираном, самурайским мечом – пролиться на землю ливнем выдуманных жизней.

Особенно когда так не хочется жить свою».

Ноябрь 2003 – Январь 2005

Знакомые ладони закрыли мне глаза.

Я улыбнулась и положила свои руки поверх.

- Я опоздала, да?

- Угу. Как всегда. — голос Лукаса звучал невнятно, потому что он одновременно пытался целовать мою шею и говорить. - На меня возложена миссия вызволить тебя из-под чар магазина и вернуть в тепло семейного очага. 

- Мариза?

- Уже там.

- Подарок?

- У Маризы.

- Без нас не начнут?

- Ни в коем разе.

- Тогда, мне кажется, тебе стоит убрать руки из-под моей блузки.

Локи демонстративно вздохнул и покорился. 

- Я не могу перестать думать, что можно просто запереть дверь с этой стороны и мы бы...

-...по возвращении собрали немало понимающих взглядов любимых родственников...

-...и дофигаллион вопросов на тему «когда ждать второго». - Лукас еле заметно помрачнел. - Да, ты права. Так пойдем же.

- Пять минут. Сниму кассу и все приберу. Ты иди. 

- Точно? Если пять минут, я могу и подождать. 

- Иди. Отвлеки там всех, чтобы я прошмыгнула незамеченной. 

- Взять огонь на себя? Ты совершенно мной не дорожишь. Ладно-ладно, я прикрою, но если ты не перейдешь дорогу через четверть часа...

Я мягко подтолкнула его к выходу. 

- Засекай время. 

Он ушел, и я огляделась. Все было прибрано и мне действительно не требовалось много времени, но я любила закрывать магазин одна. Без суеты снять кассу, пересчитав дневную выручку, закрыть ставни на окнах, опустить штору над витриной, аккуратной стопкой сложить свои блокноты и бумаги на столе, с тем чтобы завтра снова навести среди них хаос, погасить свет, обойти матово поблескивающие в полумраке шкафы, стряхивая несуществующие пылинки.

Иногда мне казалось, что я существую в двух мирах: книжном, в котором у каждой страницы был голос, и я слышала его, и настоящем, где я была счастливой женой, матерью, дочерью. Самой обычной женщиной. 

Привычные монотонные действия были ритуалом, переключавшим мои мысли, разделявшим два моих лица. По утрам, открывая дверь, и вечерами, запирая на замок, я остро ощущала, как порой наслаиваются друг на друга реальности, даря вдохновение, возвращая воспоминания.

Я всегда грустила о Голде в эти мгновения. Два года как его не было с нами. Не было со мной. Старый лис загодя знал отмерянное ему время, и, конечно же, продумал все заранее. 

В последнее Рождество Роберт собрал всех у себя — нам бы заподозрить неладное — но мы просто радовались празднику и чудесным подаркам, выбранным хозяином с колдовской — а какой же еще — точностью. 

Моим подарком были ключи.

Старомодные латунные ключи на огромном кольце, увенчанном горделивой птицей.

Ключи от всех замков в лавке Голда.

Я помню, что открывала изящно упакованную коробку без трепета, с любопытным интересом, не более того. Кажется, Лукас что-то пошутил на тему того, что там огромное обручальное кольцо, и он волнуется, так как я наверняка предпочту ему Румпельштильцхена, я весело ответила какой-то колкостью, а потом увидела их. Матово и бесстрастно поблескивая на красной бархатной подкладке, они означали именно то, что означали.

Что-то больно толкнуло меня изнутри, стиснув сердце неотвратимостью потери и, подняв голову, я увидела, что и в глазах Голда стоят слезы.

Тогда мы не поговорили. Вокруг гудел праздник, сверкали огни, шумели дети, раздавался дружный смех и низкий рокот разговоров, пахло пряностями и цукатами, клюквенным соусом, еловой хвоей, стеклянной пылью, и никто, кроме меня, не понял важности этого дара.

Расходились далеко за полночь, оживленно прощаясь у калитки. Ронни ушла с моими родителями, Лукас подхватил на руки крепко спящую Маризу и отнес в машину, вернулся за мной. А я стояла и не могла сделать ни шагу, просто не могла оторвать глаз от Голда, боялась, что как только перестану на него смотреть – он исчезнет.

Локи достаточно было одного взгляда, чтобы оценить ситуацию. Обращаясь к Голду, он коротко спросил:

- Вы доведете ее, Роберт или мне вернуться?

Так же кратко тот ответил:

- Приведу.

- И передадите из рук в руки. – тон Лукаса был шутливым, но глаза… Глаза – нет.

Голд усмехнулся, как всегда усмехался при игре в покер, в момент, когда Лукасу удавалось обвести его вокруг пальца.

- Из рук в руки, Рыжий. Обещаю.

Мы молча слушали, как мягко катятся колеса по укатанному снегу, провожая взглядом удаляющуюся машину, пока она не скрылась за поворотом, и лишь тогда он повернулся ко мне.

- Пригласи меня в свой магазин.

Когда я впервые открывала дверь его ключом, мои руки не дрожали.

Мы зашли в помещение, я зажгла верхний свет, не надеясь, но страстно желая, чтобы электрические лучи разогнали тени, сгустившиеся по углам и проникшие в сердце. Я должна была попытаться.

- Мистер Голд, насчет вашего подарка…

Он остановил меня движением руки. Не надо. Не порти.

В поисках опоры я встала на привычное место – за прилавок, и только тогда поняла, что Голд, не сдвинувшийся с места, оказался прямо напротив меня. По другую сторону.