Ева не может покинуть дом

ЧАСТЬ I. За стенами дома

Решение принимает пациент

***

За свою жизнь Ева успела привыкнуть ко многим вещам. Это вовсе не значит, что она смирилась с ними, нет. Это значит, что она научилась переносить их стойко.

Ева привыкла не есть яблоки и шоколад по причине сильнейшей на них аллергии.

Ева привыкла каждый день вставать в пять утра и полтора часа разминать мышцы.

Ева привыкла носить закрытую обувь даже в жаркую погоду, потому что знала, насколько неприглядными являются ее ступни. Но такова цена за сотворяемые на сцене чудеса.

Ева привыкла быстро засыпать в транспорте и просыпаться за одну остановку до своей.

Ева привыкла возвращаться домой в темный час, когда тишина не баюкает, а пугает.

Привыкла обходить стороной собак.

Привыкла крепко держать в руке связку ключей.

Привыкла выдергивать наушник, заходя в слабоосвещенный двор.

Привыкла заходить в парадную, оглянувшись через плечо.

Привыкла проверять, плотно ли закрылась за ней дверь.

Привыкла подниматься на восьмой этаж по лестнице

потому что вся жизнь – это сплошной подъем по лестнице – мышцы ног сводит, дыхания не хватает, сердце бешено колотится в груди, подталкивая к горлу пылающую боль и нельзя, нет, нельзя останавливаться, потому что движение – жизнь, потому что жена Лота остановилась, чтобы обернуться. И что с ней стало? Скажи мне, что с ней стало? Она превратилась в соляной столп. И только идущий осилит дорогу, так почему же тогда в ногах правды нет?

Ева привыкла к тому, что в темноте прячутся чудовища, мнимые и настоящие.

Привыкла к собственному страху, а потому перестала бояться. Думала, что перестала бояться.

Привыкла к боли, к спартанскому режиму, привыкла делать превозмогая.

Привыкла не думать о том, почему она не останавливается.

Привыкла осуществлять не свою мечту день за днем.

Привыкла к звучанию собственного имени, которое не принимала до семнадцати лет из имеющихся девятнадцати.

Ева думала, что привыкла ходить, ведь ходить, как дышать – лучше об этом не задумываться, иначе можно задохнуться. И думала, что привыкла к лестничным пролетам и маршам.

Ева привыкла много думать и вместе с тем не задумываться о чем-либо слишком сильно,

потому что много мудрости – много печали, и горе от ума, а дуракам вообще-то везет. Битый небитого. На лифте.

но в этот раз мысли унесли ее прочь, далеко-далеко, в места, где ей еще не доводилось бывать – к тайнам собственного тела, о которых Ева не догадывалась, потому что губы пылали жаром, которого не знали до сегодняшнего вечера – их обжег огонь зарождающейся любви. Он сиял на губах, согревая окружающий воздух, и светился в темноте – соседский сын опять принес лампочки в жертву своим неясным, но определенно жестоким, богам.

Уличные фонари не давали достаточно света, чтобы разогнать темноту на лестнице. Каждый сделанный шаг стонущим эхом разлетался в пространстве и бился, как раненая птица, о стены, по которым ползли длинные чернильные тени молчаливых деревьев. Тени тянулись к Еве, они хотели украсть частичку тепла, что искрилось на ее губах, ныряло к сердцу и ударялось волнами о низ живота.

Ева шла медленно, держась за перила. Пальцы осторожно ощупывали холодный глянец и вели за собой замечтавшееся тело – ступенька за ступенькой, шаг, а за ним еще шаг – пока не наткнулись на нечто холодное раскаленное. Оно было живым и злобным. Оно медленно коснулось своей рукой ладони Евы. Прикосновение показалось девушке нежным, похожим на Его прикосновение,

Давай я провожу тебя, дай мне свои руки – совсем замерзли, я согрею, вот, чувствуешь? Так намного лучше. Ну что ты? Иди ко мне. Не хочу тебя отпускать. Давай посидим еще немного. Ты такая красивая.

а потом сотни тысячи отравленных игл вонзились в ее руку, заставив девушку отдернуть ее от перил. Оно пришло за Евой, чтобы наказать.

Непослушные девочки должны быть наказаны. Похвалу нужно заслужить. Ты должна прикладывать больше усилий. Никаких прогулок, пока ты не поймешь, что это для твоего же блага. Потом сама скажешь «спасибо». Непослушные девочки должны быть наказаны. И ты будешь наказана, непослушная девчонка.

Оно схватило запястье Евы и подтолкнуло девушку к краю ступени. Ева застыла, балансируя на носках и ощущая спиной невесомую пустоту пяти пройденных этажей.

У него был только один красный глаз так похожий на кнопку вызова лифта. Его дыхание было медленным и шумным. Вторую руку клешню оно положило Еве на живот и неспеша повело ее вверх, ощупывая каждое ребро. Оно что-то искало и жаждало это украсть. Его рука замерла над бешено бьющимся сердцем, и Ева поняла – оно нашло. Девушка решила, что оно чудовище хочет украсть ее жизнь. До определенной степени она была права. Только не знала, до какой. Чудовище сжало кисть Евы с новой силой и размололо ее кости, будто черствый сухарь, а потом толкнуло укололо девушку в грудь.