Эволюция

Эволюция

Лес закончился, и ноги ступили на твердую поверхность. Впереди показалась группа одноэтажных домов, построенных еще в прошлом веке, и покрытая ледяной коркой дорога. Дальше, за деревней, будут площадь и серые, видавшие виды высотки. А ещё люди, много людей, бурным потоком стекающихся к входу в центр выдачи лекарств. Длинная живая очередь всё ещё не теряющих надежду мужчин и женщин. Именно – не теряющих надежду, потому что по привычке выдерживать многочасовое ожидание одновременно с нетерпением, и в ужасе предвидя тот момент, когда менее терпеливые и более решительные люди набросятся и отберут все таблетки – невозможно.

Будь Элен одной из них – тех, кто борется только за собственное выживание – она бы тоже стояла в этой очереди, подпрыгивая и притопывая озябшими ногами. Будь она одной из них – ВИЧ-инфицированных людей, обитающих в элитных трущобах, где есть все, кроме уверенности в завтрашнем дне – она бы тоже подкарауливала счастливчиков, получивших на руки боксы с таблетками, и, ударив их чем-то крепким – дубинкой или куском арматуры – отбирала бы самое ценное, что они успели несколько секунд подержать в руках. После чего быстро-быстро перебирая пальцами, прямо тут снимала бы пластиковые крышечки и опрокидывала волшебные пилюли в рот, а потом еще быстрее ретировалась в лес подальше от тех охотников, не брезгующих принимать лекарства прямо из чужого желудка. Она не раз видела, как группы мужчин и женщин нападали на тех, кто слабее, и силой вызывали им рвотный рефлекс. Даже такой способ воровства таблеток был предпочтительнее. Всё-таки охрана в центре имелась, и даже иногда выполняла свои прямые функции по обеспечению порядка в тесном помещении, куда пускали максимум по двое. Если бы Элен была одной из тех несчастных, вынужденных по несколько дней раз в месяц проверять законы джунглей на собственной шкуре, тех девяноста процентов жителей крупных городов и близлежащих деревень, кто состоял на официальном учете как нуждающийся в постоянном лекарственном обеспечении, но, по факту, редко получающий то, в чем нуждался, она бы давно была здесь. Она бы прикупила себе металлическую биту и, размахивая ей вправо и влево, прорубала бы дорогу к спасительным таблеткам. Но ей повезло намного больше. С самого детства Элен знала, что не может жить среди людей, не может официально сдавать медицинские анализы, ведь она одна из немногих ВИЧ-невосприимчивых людей.

Когда болезнь распространилась так, что население Земли стало вынуждено отдавать почти все силы и средства только на производство лекарств, поддерживающих жизни миллионам смертельно больных, все те, кому повезло носить в своей ДНК ген CCR5, были пересчитаны и насильно помещены в специальные лаборатории. Ученые всего мира многие годы безуспешно бились над тем, как перенести данный ген зараженным или хотя бы пока еще «чистым» остаткам человечества. Несколько десятков лет потребовалось на то, чтобы найти этот способ, и практически сразу выяснилось, что вирус иммунодефицита мутировал, и теперь ген CCR5 уже не способен с ним справиться. Казалось бы, это конец для человечества, но нет, природа не была готова так быстро смириться с утратой своего самого значительного изобретения – человека. ВИЧ-невосприимчивые все равно рождались. Теперь их иммунитет пользовался какими-то другими механизмами самозащиты. Охота продолжилась. Людей находили, помещали в лаборатории, и дальнейшая их судьба оставалась неизвестной. Кто-то говорил, что они содержались в шикарных условиях, хотя и в неволе, и умирали от старости, другие шептали о жутких экспериментах.

Элен повезло родиться ВИЧ-невосприимчивой, унаследовать генетический подарок от матери. Женщина с самого детства прятала дочь ото всех в небольшом домике в лесу, за сотни километров от населенных территорий. Там девочка и выросла. С тех пор прошло уже много лет, Элен влюбилась и родила Дашу – прекрасную светловолосую девочку, которой не суждено было никогда увидеть бабушку, которая пропала за несколько лет до ее рождения. И все это время домик в лесу служил девушке надежной крепостью, невидимой для окружающих, где никто не посмел бы обидеть или тем более утащить в лабораторию кого-то из там живущих: ее саму, маленькую дочку или любимого мужчину Элен – Натана. Последний меньше всего интересовал разведывательные отряды лабораторий, ведь он, как и большинство населения Земли, был ВИЧ-инфицированным и нуждался в лекарстве. Именно из-за него Элен и была сейчас здесь.

Девушка завернула за угол высокого серого здания, на первом этаже которого располагался центр выдачи лекарств. Металлические решетки с мелкой сеткой делали центру вид совершенно неприветливый. Отсюда площадь, разделенная длинной рваной очередью, выглядела еще более мрачно. Раздача препаратов еще не началась, но желающие отобрать их силой у честных ожидающих уже собрались. Небольшими группками они приближались к площади, даже не пытаясь скрыть свои намерения. Вооружены, насторожены, выжидают, ищут глазами наиболее уязвимую жертву. Сегодня Элен одна из них, она тоже готова отбирать таблетки у любого. Сегодня не тот день, когда нужно вспомнить о морали. Сегодня – день, когда надо любыми способами обеспечить Натана возможностью продолжать жить.

По какой-то неизвестной причине любимый Элен стал нуждаться в препаратах чаще, чем попадал в список на очередь. Может быть, болезнь, несмотря на лечение, прогрессировала. Может, таблетки стали содержать меньше целебного вещества. Может, Натан перестал, вопреки уговорам, принимать их. Элен не раз замечала, что Натан только делает вид, а сам выбрасывает таблетки или отдает кому-то другому. Она молила, просила, требовала. Он говорил о том, что это не выход, природа все равно возьмет свое, намного лучше прожить вместе их последние моменты, наслаждаясь каждым мгновением, не вспоминая про поиски лекарства. Но Элен не могла, просто не могла потерять его, и она продолжала умолять. Плакала. Это помогало, ведь любимый не мог вынести ее слез. Он обещал, что сделает все, что она хочет, лишь бы она была счастлива. Даже несмотря на то, что от таблеток он стал чувствовать себя хуже, побочные эффекты практически приковали его к постели. Его съедала тоска и, когда Элен долго не было рядом, а Даша спала или играла в соседней комнате, он думал о смерти. Элен понимала это, видела смерть в его глазах, но отказывалась верить, что лекарства поддерживали жизнь его тела, но убивали душу.