Фантомная боль

1

Когда у тебя только одна рука самые простые действия становятся невозможными.

Я не могу открыть бутылку воды. Сделать себе бутерброд. Зашнуровать кроссовки. Не мог бы и застегнуть пуговицу: повезло, что я не ношу рубашек. Только футболки и спортивные штаны, натянуть которые – тоже непростая задача.

Лида, моя соседка, старается помочь. Она открывает мне бутылки с водой, готовит еду. Я смотрю на нож в её правой руке – простые и лёгкие движения. Я так больше не могу.

У Лиды сине-зелёные волосы. Похожи на море, которого я никогда не видел.

Не хочу смотреть, как она пользуется двумя руками, поэтому сбегаю в комнату-тире-кабинет. Тут моя кровать со сбитым покрывалом и кучей подушек. И два стола: на одном компьютер и папки с документами, на другом хаос из книг, словарей и черновиков.

Мне тоскливо. Левой я печатаю слишком медленно. Такое чувство, что меня лишили не только руки, но и полушария мозга.

Лида всё ещё возится на кухне. Повезло, что в соседке так развит альтруизм.

Летняя ночь наступает медленно. Так же медленно я набираю перевод очередного рекламного текста. Для меня он лишён смысла, просто набор символов, которые нужно выразить другими символами. Я даже не думаю. То есть думаю, но не о том.

Где моя рука?

Кто это со мной сделал?

Сидеть дома целыми днями вредно, поэтому я выбираюсь в книжный неподалёку. Сегодня потеплело, а сандалии я пока надеваю сам. Даже футболка чистая и без складок – я могу гладить одной рукой.

Парадоксально, но раньше я совсем не любил гладить.

Сдерживаю желание купить русско-греческий разговорник или сборник французских поэтов. Прохожу мимо альбомов с репродукциями, детективщиков и романистов, останавливаюсь у холодильника с бутылками чистой воды. Над ним – зеркало. У меня в руках… в руке книга бородатого писателя-классика.

За мной наблюдают.

Я замечаю её в зеркало. То есть, его. Сначала вздрагиваю, потому что в воздухе висит глаз – круглый и блестящий. Блики на пластиковых бутылках дрожат, совсем как я.

Я медленно оборачиваюсь. Продавщица книжек в зелёном фартуке приветливо улыбается. Когда я подхожу, она быстрым движением вставляет глаз в глазницу.

Настолько быстро, что я хочу попросить её повторить.

Сейчас я бы не догадался, что один глаз искусственный.

– Привет, – она протягивает мне ладонь. Левую. Чтобы было удобно пожать левой.

Первый человек, который это учёл.

Будь я более чувствительным – расплакался бы.

– Я тебя здесь раньше не видела. Ты же не ходишь в группу поддержки?

Мотаю головой. Не знал, что у нас есть группы поддержки. Но даже если так — чем они могут мне помочь? Скажут, что всё не так плохо? Что моя правая рука пропала случайно, и что я должен просто жить дальше? Пошли они все.

Одноглазую продавщицу мой внутренний монолог не интересует. Правой рукой она пишет адрес на зелёном – как фартук – стикере.

– Приходи обязательно. Завтра, в десять.

– Утра или вечера?

– Вечера.

Она улыбается, показывая красивые белые зубы. И… нет, не отдаёт мне стикер. Протягивает руку за книгой.

– Давай я пробью.

Я расстаюсь с частью гонорара за последний перевод. А ведь я даже не был уверен, что хочу эту книгу, но несу её домой. Между страниц вложен стикер с адресом.

Ещё я не планировал посещать такие встречи. Но в среду в половину десятого вечера я с трудом одеваюсь и выхожу на улицу. Лиды нет дома, и некому помочь мне с шнурками, поэтому я снова натягиваю сандалии.

По адресу – дешёвый бар в подвале. За сотню можно получить бутылку пива терпимого качества и скучающий взгляд бармена. И ещё порцию воздуха, пропитанного дымом от сигарет. Я колеблюсь на пороге, но бармен спрашивает, что мне нужно, и слова сами срываются с губ.

– Одно, светлое.

Бармен дёргает плечом.

– В бутылке или стакане?

– А что есть разница?

Он даёт мне бутылку. Даже не знаю, что делать дальше. Я выгляжу глупо – с обрубком руки, торчащим из рукава футболки. Мне кажется… Нет, мне не кажется.

На меня все смотрят.

И пока я балансирую между «выпить» и «повернуться и сбежать», кто-то хлопает меня по плечу. Не сразу узнаю её без зелёного фартука, и не могу придумать, что сказать, но она берёт ситуацию в свои руки. И тянет меня к столику у окна.

Теперь я могу смотреть на закат. Но вместо этого смотрю на них.

Не считая меня и одноглазой из книжного, они выглядят нормально. Если это и клуб ущербных – их уродство не бросается в глаза, как мой отрубленный локоть. Чувствую себя белой вороной даже среди ненормальных.

Но потом тот, кто сидит напротив, открывает рот.

Открывает тёмно-бордовую бездну.

У него нет зубов. Ни одного. Он пьёт пиво оттенка ржавчины, а я пялюсь. Мягкий пустой рот, как у младенца. Такое вообще возможно?

– Как это случилось?

Он опускает стакан. На левой ладони – татуировка-мандала, причудливо переплетённые чёрные линии. Предплечье обвила чёрная змея, выше силуэты обнажённых женщин, созвездий, растений.

И у него нет зубов, совсем нет зубов!

– Как ты… – я замолкаю. Это невежливо.

– Не помню! – рявкает беззубый. – Не помню, не знаю, вообще не понимаю, как это случилось. В понедельник я лёг спать. В четверг проснулся без зубов. Соседи сказали, что ночью я просто вышел из квартиры. И дверь за собой не забыл закрыть! – он смеётся. Звук абсолютно нормальный.

– То же со мной, – говорит одноглазая. – Я думала, что сошла с ума.