Farewell Letter

FAREWELL LETTER

То, что когда-то доставляло тебе неимоверное наслаждение и счастье - невозможно забыть. Насколько бы эта боль не гложила тебя, не позволяя сомкнуть глаз глубокой ночью, от нее не сбежать и не скрыться в глубинах своего подсознания. Каждая встреча, прикосновение, даже взгляд - все крепко приелось в памяти, не давая думать ни о чем, кроме этого.

А ты любила? Настолько, что сбегала из дома, чтобы преодолеть тысячи километров, чтобы просто увидеть его? Настолько, что грозилась покончить с собой, если родители не прекратят говорить о нем дурные вещи? Настолько, что эта любовь съедала тебя? А я любила. Именно настолько, что хотелось плакать от счастья и в том же момент от страданий. Больная любовь. Больные чувства.

Все верят, что любовь настолько сильна, что может спасти наш никчемный и обреченный мир. И я когда-то в это верила. Не просто верила, а горела этой мыслью и полностью отдавалась этому чувству, принимая любовь в свои объятия.

Но так продлилось не долго...

На мое семнадцатилетие родители подарили мне скутер. О, Боже, как я была счастлива тому подарку. Целыми днями я каталась по берегу Ла-Манша, наслаждаясь свежим бризом и ловя лицом капли частого дождя. В те времена мне не нужен был никто, и я всегда держалась отстраненно от напыщенных девчонок и задиристых парней, которые только-только начинали понимать смысл взрослой жизни и окунаться в нее с головой. Я часто слышала, как в школе ребята приглашали друг друга на вечеринки и не редко проезжала мимо подобных тусовок. Может все же какая-то доля меня хотела оказаться там, но выдрессированный мозг не позволял подобное.

Мои родители не были извергами или тиранами, но все же не блистали добротой и пониманием. Они редко говорили со мной, но чаще кричали и заставляли учиться. Мама вечно твердила, что учеба - это путь к успеху, с чем я не до конца была согласна. Я была единственным ребенком в семье и все внимание, конечно же, сосредотачивалось на мне. До семнадцати лет я жила под строжайшим контролем, и выбраться куда-то для меня было роскошью. Может поэтому я так любила кататься на своем скутере и стала все чаще возвращаться домой затемно. Родители не волновались подобным вещам, так как жили мы в маленьком городке на юго-западе Великобритании под скромным названием - Портлевен. Население нашего города еле-еле превышало трех тысяч человек, поэтому практически все жители знали друг друга.

Весь мой мир и все то, что когда-то казалось мне логичным, перевернулось в один день. В один обычный осенний день, когда я совершала свою прогулку по берегу Ла-Манша. Я помню тот день до мельчайших подробностей. Помню, что отец забрал скутер в наказание за четверку, которую я получила по биологии, а еще, что моя одноклассница облила меня на выходе из школы дождевой водой. Но это все ничтожно по сравнению с тем, что я встретила его. Парня из моей школы, в которого я была влюблена в младших классах. Его звали Томас. Высокий худощавый парень с вечно взъерошенными волосами шоколадного цвета и серыми тоскливыми глазами. Он сидел на сырой земле и смотрел на горизонт, как будто ожидая кого-то. В любой другой день я бы просто прошла мимо, но именно в тот день я решила подойти к нему. Он меня заметил не сразу, поэтому я без приглашения села рядом и проследила за его взглядом, полным тоски и опустошения. Когда он все-таки взглянул на меня, то я отчего-то улыбнулась ему. На мгновение он замешкался, но затем его тонкие губы растянулись, обнажая идеально-ровные белоснежные зубы. Так мы и познакомились и поле этого стали чаще видеться именно на том месте.

Осень сменилась зимой, а зима - весной. Вот-вот мы должны были сдать все экзамены, и нас ожидал выпускной бал. Мои родители летали от счастья, когда узнали, что все экзамены сданы на "пять" и без капли сомнения отпустили меня на бал с Томасом. Где-то именно отсюда все и полетело к чертям. Все скорей всего знают, что такое "Первая любовь". И все понимают, что это, наверное, самый сложный период в жизни любого подростка. В этот период хочется чувствовать себя счастливой и желанной и плевать, что скажут окружающие, которые слюной плескались от зависти, когда видели нас с Томасом. Я впервые почувствовала любовь к себе и хотела насладиться им до дна. Может и не стоило делать подобных вещей, но желание било через край и мы не смогли удержаться от этого.

То лето было самым прекрасным в моей жизни. Мы гуляли, купались, смеялись и любили друг друга. Даже родители, казалось успокоились и равнодушно относились к нашим отношениям. Но, как и все прекрасное, это продлилось недолго. В середине августа мне пришло письмо из Кембриджского университета, о том, что я поступила на факультет искусствоведения и архитектуры. Я была безумно счастлива и с этой радостной новостью тут же побежала к Томасу, который решил поступить в колледж недалеко от Кембриджа, чтобы быть ко мне поближе. В конце августа мы уже начали собирать вещи, как я почувствовала себя нехорошо. В тот же день стало известно о моей беременности. Родители рвали и метали. Я часами плакала у себя в комнате и хотела встретиться с Томасом, чтобы сообщить ему новость, но родители заперли меня. Поздно ночью в мою комнату вошел отец и велел собираться. Мы загрузили мои вещи в машину в уехали, не сообщив об этом никому. Будучи проездом в Лондоне, мы остановились у наших родственников и записали меня на аборт. Я помню те дни смутно из-за постоянного переживания и слез. Мама постоянно говорила, что все будет хорошо и это все скоро закончиться. Отец вообще не разговаривал со мной, но мне было все равно. Я безумно хотела к Томасу и даже несколько раз до операции пыталась сбежать, но все мои попытки были тщетны. После операции, родители не дали мне и пару дней, чтобы прийти в себя, как отправили меня в университет. Там у меня появилась возможность связаться с Томасом, но как только я позвонила ему, то услышала ужасное. Томас сказал мне, что мой отъезд помог ему решиться, и он решил расстаться со мной. Несколько месяцев я продолжала звонить ему. Он редко брал трубку, а когда отвечал, то был безразличен ко всем разговорам. Те месяцы были тяжелыми, но они были цветочками по сравнению с тем, что ожидало меня дальше.