Fatal amour. Искупление и покаяние

Глава 11

Войдя в бальную залу, Павел Николаевич взглядом разыскал среди танцующих mademoiselle Ракитину. Прислонившись плечом к мраморной колонне, ротмистр сложил руки на груди в ожидании окончания контрданса. Карташевский старался не думать о причинах, сподвигших князя просить его о столь щекотливой услуге. Вероятно, обворожительная Марья Филипповна всё же чем-то провинилась перед его сиятельством, но Павел Николаевич не желал знать подробности. Потому что знание повлечёт за собой размышления о соизмеримости проступка и возмездия, что уготовил князь своей соседке. Подобные размышления вполне способны пробудить в нём угрызения совести, а он того вовсе не желал. Он погряз в долгах и ему представился шанс расплатиться по ним. Позже он начнёт новую жизнь и более не станет садиться за карточный стол. Возможно, даже женится и уволится из армии.

Уставшие, вспотевшие от духоты в зале музыканты безбожно фальшивили, но веселье уже давно приняло тот размах, когда на такие мелочи попросту не обращают внимания. Наконец, на особенно громких аккордах музыка остановилась. Получившие короткую передышку крепостные музыканты поспешили утолить жажду и стали готовиться играть вальс, уже третий по счёту за нынешний вечер. «Пора!» - решил Карташевский и, оттолкнувшись плечом от колонны, направился к Марье Филипповне. Корнет Левицкий склонился перед ней, приглашая танцевать, и mademoiselle Ракитина готова была уже вложить ладошку в его руку, но Карташевский остановил его:

- Mademoiselle, мне кажется, этот танец вы обещали мне? - Чуть прищурившись, он глянул на корнета многозначительным взглядом.

Левицкий едва заметно пожал плечами, но спорить со старшим по званию не стал и отошёл в сторону, уступая свою даму ротмистру. Не подозревая подвоха, Марья Филипповна позволила Каташевскому обнять себя за талию и повести в танце, едва зазвучали первые ноты вальса. Закружив свою партнёршу в вальсе, Павел Николаевич всё более приближался к дверям, распахнутым на террасу. Он нарочно поставил ей подножку, но не позволил упасть и, воспользовавшись произошедшей заминкой, подхватил её и увлёк на улицу.

Всё произошло столь стремительно, что Марья Филипповна не успела возразить ни единым словом. Оказавшись на террасе, ротмистр толкнул её в тень и зажал ей рот рукой. Марья попыталась вырваться, но Карташевский лишь плотнее прижал ладонь к её губам и носу, перекрывая дыхание. Голова девушки закружилась, сознание помутилось, и она обмякла в его руках.

- Pardonnez-moi, jeune fille (Прости меня, девочка), - тихо прошептал ротмистр, взваливая на плечо свою ношу.

Стараясь избегать освещённых участков парка, Карташевский быстрым шагом, даже не запыхавшись, дошёл до пруда, почти бегом пересёк хорошо освещённый горбатый мостик и, раздвинув кисейные занавеси, скрылся в беседке. Внутри стояли низенький столик и две небольшие оттоманки, заваленные подушечками всевозможных форм и расцветок. Очевидно, хозяева частенько бывали тут. Уложив девицу, пребывающую в бессознательном состоянии, на оттоманку, Карташевский присел подле неё, откинул с бледного лица спутавшиеся пряди и, не удержавшись, провёл кончиками пальцев по гладкой щеке. «Хороша!», - вздохнул Павел Николаевич. Времени у него оставалось совсем немного, потому он не стал медлить. Приподняв жертву задуманной князем интриги, он расстегнул несколько верхних крючков на платье, оголив белые плечи.

Вернувшись в залу с другой стороны, Илья Сергеевич не пропустил ни одного эпизода разыгранного спектакля, и как только Карташевский вместе с Марьей Филипповной покинули залу, направился к Соколинскому, который беседовал с Дольчиным.

- Михаил Алексеевич, я желал бы говорить с вами конфиденциально, - склонился он к уху Соколинского.

Мишель вздрогнул, но послушно кивнул и пошёл вслед за Урусовым на террасу. Он догадывался, о чём желал говорить с ним князь. Неприятный внутренний холодок пробежал по телу и замер где-то на уровне груди. «Да, я виноват, я страшно виноват, потому приму всё, что он скажет, не возразив ни словом, ни делом», - рассуждал Соколинский, следуя за его сиятельством. Его немного удивило, что князь не стал задерживаться на террасе, а спустился в парк и направился к пруду. Урусов не оглядывался, пребывая в уверенности, что Соколинский последует за ним, потому как в глазах его легко прочёл чувство вины и раскаяние. Дойдя до горбатого мостика, Илья Сергеевич остановился и повернулся к своему спутнику. Мишелю показалось, что Урусов колеблется в чём-то, но вот лицо его приняло прежнее ожесточённое и упрямое выражение. Князь решительно шагнул на деревянный настил моста, направляясь к беседке. «Верно, - вздохнул Соколинский, проследовав за ним. – Для подобного разговора надобно уединение».

Заслышав шаги на мосту, Карташевский легонько похлопал по бледным щекам Марью Филипповну.

- Ну, же, голубушка, очнись, - прошептал он.

Ресницы девушки задрожали, и она открыла затуманенные глубоким обмороком глаза. Марья Филипповна не сразу поняла, где находится, а когда сознание её прояснилось, попыталась подняться с оттоманки, но ротмистр удержал её. Карташевский навалился на неё всем своим телом, прижимая к узкому ложу, губы его прижались к шее, да так больно, что слёзы выступили на глазах Марьи. «Верно, синяк будет», - успела подумать mademoiselle Ракитина, и только теперь услыхала шаги, что раздались очень близко. Кисейный полог раздвинулся, и высокая широкоплечая фигура показалось в проёме