Fatal amour. Искупление и покаяние

Глава 12

Всю дорогу от усадьбы Урусовых до Ракитино Марья Филипповна молчала, забившись в угол экипажа. Она не отвечала матери, несмотря на то, что Елена Андреевна беспрестанно пыталась выяснить, что же именно произошло.

Сознание Марьи пребывало в каком-то странном тумане, из которого выплывали обрывочные видения: мостик, беседка, склонившееся к ней лицо Карташевского, гости на террасе, княжна Наталья, перекошенное злобой лицо Соколинского. «Ах! Ежели бы это был всего лишь дурной сон, что развеется поутру», - вздыхала она, выбираясь из экипажа. В передней Елена Андреевна ухватила её за руку, принуждая пойти в гостиную и поговорить. Марья послушно позволила увести себя в комнату, опустилась в кресло, на которое указала мать, и, сжав виски ладонями, принялась раскачиваться взад-вперёд. Более всего она сейчас желала, чтобы настойчивый голос матери, требующий от неё объяснений, умолк и перестал вторгаться в её мысли.

- Маша, да что же это?! Да слышишь ли ты меня? – Madame Ракитина в волнении принялась ходить по комнате, не глядя на дочь. – Я не понимаю! Я не понимаю, как ты могла?! Как можно было?! У тебя что же, совсем разума не осталось?!

- Перестаньте, Бога ради. Прошу вас, перестаньте, - шептала Марья Филипповна, опустив голову. – Неужели не видите, как мне плохо?! Позвольте мне уйти!

Елена Андреевна прекратила бессмысленное кружение по комнате и остановилась, глядя на дочь.

- Тебе плохо?! Ты разве не поймёшь, что сделала!? Как жить теперь?! Как?!

Марья тихонечко завыла, прикусив зубами костяшки пальцев. С каждой минутой этот жуткий вой всё усиливался, пока не перешёл в истерику.

- Да мне всё равно! Всё равно! – Девушка подскочила со своего места. – Пропадите вы все пропадом! Ненавижу вас всех!

Оглушительная пощёчина, которой наградила дочь Елена Андреевна, заставила её умолкнуть. Схватившись за щёку, Марья выбежала из гостиной и, стуча каблучками, вбежала на второй этаж, где и заперлась в своих покоях, не допуская даже горничную. Она прорыдала всю ночь, но Елена Андреевна была так зла на неё, что не пошла к ней. Мысль о том, что вот-вот случится непоправимое, пришла Марье только тогда, когда за окном начало светлеть. Только тогда она вспомнила о дуэли. Она не знала о чём условились противники, но желала во чтобы то ни стало узнать, даже ежели ради того придётся пойти к Урусовым. Марья Филипповна верила, что она сумеет остановить кровопролитие.

Ранним утром, как была в бальном туалете, растрёпанная, Марья выглянула в коридор, где под дверью её спальни на стуле дремала Настёна. Сняв туфли, mademoiselle Ракитина, неслышно ступая, направилась к чёрному ходу, но запнулась о тряпичный коврик, постланный около лестницы, и выронила одну туфлю, которая с громким стуком скатилась по ступенькам. Настасья подскочила со стула:

- Барышня! Вы куда?

- Тише, малахольная! Чего кричишь? Весь дом подымешь, - шикнула на неё Марья.

- Так не велено вас из комнаты выпущать, - ещё громче заговорила Настасья, устремляясь вслед за ней к лестнице.

На шум открылась дверь в покои барыни, и Елена Андреевна в ночном чепце и старом бархатном капоте заступила дочери дорогу.

- Не пущу! – Сурово поджала губы madame Ракитина. – Мало мы сраму натерпелись?! Не пущу, сказала!

- Маменька, как же вы не понимаете, - торопливо заговорила Марья, роняя вторую туфлю и молитвенно складывая руки, - он же убьёт Мишеля.

- Вернись в свою комнату, или мне Никитку кликнуть? – Елена Андреевна свела брови к переносице.

Не слушая более, Марья подхватила юбки и бросилась к лестнице.

- Никита! Никита! – Заголосила вслед madame Ракитина. – Хватай её! В комнате заприте! Ничего не давать, никого не впускать!

Дюжий лакей, выполнявший в доме всю тяжёлую работу, в несколько шагов настиг беглянку на заднем дворе и, перебросив через плечо, понёс обратно к дому. Марья колотила его по спине кулачками, но он даже бровью не повёл. Поднявшись на второй этаж и войдя в покои барышни, Никитка бережно поставил её на пол и шагнул к дверям, обернувшись на пороге и отвесив поклон:

- Не серчайте, Марья Филипповна.

Дверь за лакеем закрылась, и в замке повернулся ключ. Елена Андреевна опустила ключ в карман капота и без сил прижалась спиною к стене, перекрестившись:

- Господи, Боже, - не оставь нас милостью своей. Вразуми дитя глупое.

Mademoiselle Ракитина бросилась к окну и, распахнув обе рамы, перегнулась через подоконник. И хоть казалось, что невысоко, однако ж, прыгнуть прямо в колючие розовые кусты у Марьи духа не хватило. Она вернулась к дверям. Умоляла, угрожала, колотила по ним, что было сил, но всё напрасно. Её крики и ругательства до самого полудня разносились по дому.