Fatal amour. Искупление и покаяние

Глава 33

По случаю замужества единственной сестры Сергей Филиппович не поскупился на расходы и дал званый обед на сто пятьдесят персон, на котором присутствовал даже сам генерал-губернатор Петербурга граф Эссен с супругою. Сидя за столом подле мужа, Марья поймала себя на мысли, что ещё совсем недавно она была бы счастлива оказаться в центре внимания столь изысканного общества, которое собралось в доме её брата на Фонтанке. Но ныне ею владело только одно желание: чтобы бесконечный день – день её свадьбы с князем Куташевым, закончился, как можно скорее, и можно было бы, наконец, остаться наедине со своими безрадостными мыслями.

Она устала принуждённо улыбаться малознакомым людям в ответ на пожелания счастья и долгих лет, устала быть вежливой и воспитанной, устала изображать счастливую новобрачную. Скулы сводило от неестественной широкой улыбки, коей она одаривала всякого, кто к ней обращался.

Предоставив Сержу решать вопрос с устройством торжества, она и предположить не могла, что брат соберёт по этому поводу добрую половину столичного света. Она не стала сориться с ним. Что толку? Для Сергея её замужество оказалось прекрасным поводом, дабы пригласить нужных ему людей, упрочив своё положение в обществе. Пожалуй, она даже должна испытывать, по меньшей мере, благодарность, ежели не восторг от того, что брат взял на себя все хлопоты.

Чувствуя, что задыхается, Марья тихо шепнула на ухо Николаю, что желала бы выйти на свежий воздух. Занятый разговором с соседом по столу, Куташев рассеянно кивнул, и новоиспечённая княгиня поспешила оставить шумное застолье.

Из-за духоты высокие французские окна, выходящие на террасу во дворе особняка, были приоткрыты. Повинуясь едва заметному знаку барыни, лакей поспешил подать ей тёплую шерстяную шаль, концы которой свисали почти до самого пола. Набросив её на плечи, Марья выскользнула на улицу и уставилась тоскливым взглядом на алые всполохи догорающего в небесах заката.

Деревья простирали к холодным зимним небесам голые чёрные ветки, подтаявший днём на дорожках снег превратился в грязный серый лёд. Холодно и пусто, прямо как у неё в душе. Её чуткий слух уловил скрип створки французского окна за спиной и чьи-то почти бесшумные шаги. Вздохнув оттого, что столь желанное ею одиночество оказалось нарушенным, княгиня Куташева нехотя обернулась.

- Я так и не имел возможности лично поздравить вас, Марья Филипповна, - с мягкой улыбкой на устах обратился к ней князь Урусов.

- Как же давно мы не виделись с вами, Илья Сергеевич, - Марья протянула руку для традиционного приветствия.

Прикоснувшись губами к тыльной стороне её ладони, Урусов остановился подле новобрачной, повернувшись лицом к багровому солнцу, в обрамлении лиловых облаков медленно опускающемуся за крыши близлежащих домов.

- Вы счастливы, Мари? – Тихо спросил он, не глядя на неё.

Марья сначала хотела сказать что-нибудь язвительное и колкое в ответ, но мельком глянув на точёный профиль, передумала и лишь тяжело вздохнула.

- Я так и думал, - тихо заметил Илья Сергеевич и позволил себе совершенно бестактный вопрос: – отчего вы согласились на его предложение?

Марья усмехнулась. Будь на его месте кто-нибудь другой, она не стала бы утруждать себя ответом.

- Я устала ждать, - тихо ответила она.

- Ждать чего? – Илья резко обернулся к ней. – Любви?

- Именно, Илья Сергеевич. Я более не верю в то, что она вообще существует.

- Вам разбили сердце, mon ange (ангел мой), но вы совершили ошибку, которая, боюсь, дорого вам обойдётся. Отчего вы отказали мне? Всё могло бы быть иначе, но вам захотелось в Петербург, блистать, пленять. Вы – наивная провинциалка, Мари. Вы думали Ефимовский сделает вам предложение? Он птица больно высокого полёта и вам не пара.

- Не говорите так о нём, - Марья отвела взгляд. – Его вины ни в чём нет. Я сама придумала себе то, чего не было на самом деле.

Урусов покачал головой.

- Я и сейчас вас люблю, несмотря на все ваши глупые выходки, Мари.

- Вы забываетесь, Илья Сергеевич. Мой брат помолвлен с вашей сестрой. Вскоре и вы станете мне братом.

Илья Сергеевич глубоко вдохнул морозный февральский воздух, сложив руки на груди:

- Во истину, неисповедимы пути Господни. Ежели три года назад вы бы ответили мне согласием...

- То, возможно, мой отец был бы всё ещё жив и Мишель тоже, - перебила его Марья.