Fatal amour. Искупление и покаяние

Глава 37

На третий день после падения с лестницы княгини Куташевой Генрих Карлович вновь посетил особняк на Мойке, осмотрел свою пациентку и, казалось, остался вполне доволен состоянием её здоровья. Врач по-прежнему настаивал на том, что Марье Филипповне необходимо оставаться в постели, а уж от поездок так и вовсе надобно отказаться.

Во время своего визита семейный доктор Куташевых оставался неизменно вежлив с княгиней, но за безупречными манерами пожилого немца Марье Филипповне чудилось тщательно скрываемое пренебрежение. После его ухода, она попросила мужа найти ей другого врача, но Николай даже слышать не пожелал о том.

- Не понимаю, Мари, чем вам Генрих Карлович не угодил? - Куташев пожал плечами. – До нынешнего дня у меня не было оснований сомневаться в его способностях.

- Мне он не нравится, - Марья капризно надула губы, продолжая упорствовать.

- Ну отчего? – Куташев недоумённо развёл руками, остановившись у кресла, в котором расположилась Марья. – Он чем-то обидел вас? Дурно отозвался?

- Нет, - вздохнула княгиня Куташева.

- Тогда не о чем говорить больше, - закончил Николай. – Я должен идти. Нынче Государь пожелал смотр нашему полку устроить, опаздывать мне никак нельзя, - он улыбнулся.

Поняв, что на сей раз муж уступать ей не намерен, Марья сдалась. Целый день она вынуждена была провести в своих покоях. После обеда к ней заглянула Софья. Отношения между княжной Куташевой и Марьей Филипповной день ото дня становились всё холоднее. Даже понимая, что причиной сего отчуждения является исключительно она сама, Марья никак не могла заставить себя относиться к золовке более мягко и попытаться вновь расположить её к себе.

Уходя на службу, Куташев попросил сестру не оставлять Марью одну и по возможности скрасить ей досуг. Княжна явилась в покои снохи с альбомом и грифелем. Mademoiselle Куташева в самого отрочества увлекалась живописью и всюду носила с собой альбом для набросков. Испросив разрешения, она взялась рисовать портрет Марьи Филипповны. Однако же Марье вскоре наскучило сидеть в одной позе, и она попросила Софью показать результаты её трудов. Разглядывая набросок, княгиня сосредоточенно хмурила брови, поворачивала рисунок под разными углами, но вынуждена была признать, что золовке весьма точно удалось передать сходство с оригиналом.

- Весьма недурственно, - вынесла она свой вердикт.

- Я ещё не закончила, - обиженная столь скромной оценкой её стараний, отозвалась княжна. – Ежели вы посидите ещё немного, я, пожалуй, смогу дорисовать ваш портрет.

- Я устала, - Марья Филипповна вздохнула. – Не могли бы вы мне принести что-нибудь почитать? Сама я вряд ли дойду до библиотеки, - она кивнула свою ногу, покоящуюся на низенькой подставке.

- Что бы вы хотели прочесть? – подавив раздражение, княжна отложила в сторону альбом и поднялась со стула.

- Я полагаюсь на ваш вкус, Софи, - Марья улыбнулась.

Пока mademoiselle Куташева ходила в библиотеку, располагавшуюся на первом этаже дома, княгиня попросила горничную подать ей альбом, оставленный золовкой. Перелистывая страницы, Марья невольно улыбнулась, рассматривая портрет своего супруга, писанный с такой любовью и тщанием. На рисунке Nicolas выглядел куда моложе своих лет: открытая мальчишеская улыбка, тёмная чёлка, упавшая на лоб, отчего один глаз оставался в тени, делая его похожим на пирата.

Перевернув страничку, Марья Филипповна замерла, вглядываясь в другой портрет. Кончики пальцев скользнули по бумаге, словно она желала бы воочию прикоснуться к этим высоким скулам, твёрдой линии подбородка, красиво очерченным губам.

- Андрей, - сорвалось с губ тихим вздохом.

На какое-то мгновение всё вокруг будто перестало существовать, словно Марья оказалась где-то вне времени и пространства. Не замечая ничего вкруг себя, она настолько увлеклась созерцанием рисунка и мыслями, которые он ей навеял, что не заметила, как вернулась Софья.

- Вы позволите? – Княжна вытащила из её ослабевших рук альбом и нарочито громко захлопнула его. – Я принесла вам Карамзина и Гёте. Не знаю, что вы предпочитаете: прозу или поэзию.

- Мне, право, всё равно, - глядя ей в глаза, отозвалась Марья Филипповна и довольно неприветливо добавила, страстно желая остаться в одиночестве: – не могли бы вы оставить меня?

- Как пожелаете, - Софья кивнула и удалилась из комнаты, прижав альбом к груди обеими руками.

Едва за княжной закрылись двери, Марья, не в силах более сдерживаться, шмыгнула носом. Слёзы навернулись на глаза, застя взгляд.