Фатум. Отражение.

Пролог

Говорят, если на роду написано, то избежать судьбы не выйдет, хоть волком вой, да по бабкам ходи. Да и бабки те, порой видят много больше того, что говорят.

В то время моя маман совсем отчаялась выдать хотя бы куда-нибудь свою непутёвую по её мнению дщерь и потащила к известной в нашем городке «бабке», которая многих от хворей избавила, да и в маменькиной беде могла подсобить.

Немолодая чернявая женщина явно цыганской наружности в цветастой шали встречала нас ещё с порога. Её жгуче чёрные, волнистые волосы едва тронутые сединой были скручены в небрежный узел на затылке и поколоты тяжёлыми серебряными шпильками с едва заметными янтарными вкраплениями на концах.

Она сразу же спровадила матушку и поманила меня за собой вглубь скромно обставленной комнатки с огромным зеркалом, завешенным какой-то тёмной тряпкой с непонятными закорючками и тяжёлыми кистями по низу.

Тряпка угрожающе надулась пузырём, будто с той стороны ветер подул.

До этого момента всё воспринималось как-то отдалённо, словно не со мной, но в тот момент стало действительно жутко, как холодком повеяло, лениво мазнув чужим дыханием по щеке.

Цыганка вмиг появилась передо мной и тряпка с большой неохотой опала.

- Интересный клиент мне попался, - «бабка» в народе прозванная - Ведающая. Злые языки, правда, уверяли, что цыганка, дескать, сама все беды и насылала, чтоб к ней снимать шли. Но мало кто верил, да и злопыхателей у всякого отличившегося жителя всегда хватало, - силён же, раз до сих пор в девках просиживаешь. Тянет так, что и смотреть нет нужды. Скажи-ка мне, как давно сны начали сниться тебе, девочка?

Сны были чем-то настолько сокровенным, что рассказывать их кому попало не хотелось, вот вообще, да и слишком личное там было. Даже если это для дела, казалось, что этим она бы предала всё то тепло, которое явно ощущала каждый раз, как только закрывала глаза, проваливаясь в темноту.

Где её обязательно ловили. Где было совсем не страшно оставаться одной.

- Ладно, молчи уж. И так вижу, что глубоко проросла в тебе эта привязанность. Пришла бы раньше я бы смогла оборвать, а так…

- Но я не хочу, - собственный голос показался дико чужим, осипшим и каким-то твёрдо отчаянным.

- Не хочет она, - пробурчала цыганка и резким движением смахнула тёмную ткань с зеркала.

Её лицо выглядело каким-то болезненно бледным, а любимый свитер неожиданно показался на удивление неуместным своей аляпистой вязкой и кривоватыми оленями на груди. Протёртые и обвисшие джинсы выглядели жалко, но сейчас её внимание занимало отнюдь не собственное отражение, а тот, кто отображался неясной тенью за плечом, возвышаясь на добрые две головы.

Жадно она вглядывалась в расплывчатые черты, рассеянно отмечая детали.

Особенно поразили раскосые угольно-чёрные глаза. Пронзительно-холодные с никак не подходящим им ироничным прищуром и почти незаметными морщинками у уголков. Тогда она совсем не обратила внимания на его одежду, а стоило бы.

- А вот он чувствует, что ты его человек. – Цыганка махнула рукой в сторону мужчины, который с каждой минутой становился всё чётче, буквально впитывая в себя зеркальные тени. - Знавала я одного из этих «красноглазых», говорить они не мастаки, но вот действовать только волю дай, век не отвяжешься. – Чёрная ткань вмиг закрыла зеркальную гладь, и на секунду ей показалось, что с той стороны она отчётливо уловила скрежет металла по стеклу.  – И они не отпускают, девочка. Никогда.

Женщина говорила настолько убеждённо, что…

- Вы ведь тоже…Вы тоже, как и я… - Она всё никак не могла сформулировать правильно, то, что увидела в мёртвых глазах цыганки, да и простой ли цыганкой она была?

Женщина неожиданно грузно для своёго изящно хрупкого тела, закутанного в яркие ткани опустилась в плетённое кресло и кивком указала ей на соседнее. Её руки были льдисто холодными, когда она мягко взяла её ладони и с силой стиснула пальцы.

Странно похожие тонкие пальцы с одинаковой родинкой на мизинце левой руки.

- Поверь, ребёнок, я никогда не желала такой судьбы для своих детей и хвала богам эта доля минула мою дочь, но отыгралась на внучке. Мой языкастый дед был таким же «красноглазым» демоном, как и тот кто, приходит к тебе во снах. Он зовёт тебя, потому что ты его человек. Так они это называют. Я сбежала сюда, когда эта ноша стала неподъёмной для меня. Это выходка выжгла меня дотла, медленно забирая жизнь, потому что жить без него оказалось невозможно. Это разъедает меня подобно кислоте, отравляя каждый день этой серой жизни. Знаешь, он ведь пришёл ко мне…в последний раз. Такой дурак…боже… - Цыганка говорила и говорила, выплёскивая всё, что копилось в ней все эти годы одиночества, вынужденного отречения от собственного ребёнка и затаённой радости, когда они сами пришли к ней. Пусть и так, пусть и с такой иронично насмешливой издевкой судьбы. Эта женщина была такой чужой и такой близкой, что она сама не таясь рассказала ей всё, как на духу. Всё-всё, и как ей хочется быть хоть кому-то нужной, даже если это будет сложно, но это куда лучше бессмысленной жизни в приевшейся тоске по теплу.

- Пожалуйста...