Фэй Данауэй против

1.

Поменять группу в самом начале семестра, когда списки сформированы, расписания утверждены и аудитории закреплены за преподавателями, невозможно. Невозможно, на какие бы ухищрения Фая ни шла. Среди последних шансов на успех в графе «не работает» уже значились:

- угостить секретаря обедом;

- поплакать;

- предложить с трудом накопленные сбережения;

- перепредложить с трудом накопленные сбережения местному хакеру, чтобы достать из закрытого профиля секретаря пикантную фотографию и уже после ею шантажировать.

Не помогла даже коленопреклоненная поза – хотя с этим пунктом Фая поняла, что погорячилась: перемести она его чуть повыше, дело бы, возможно, и выгорело. Но горячая, искренняя мольба уберегла только от заявления в полицию. Впереди неотвратимо замаячил единственно возможный путь к спасению – уйти в академ, как бы ни было жаль терять стипендию. А то и вовсе из университета, ведь в минуты, когда в голове включалась красная лампочка стыда, Фая могла думать только о том, чтобы сесть  в первый попавшийся поезд и до скончания веков драить туалет в какой-нибудь сельской забегаловке. Все лучше, чем еще хоть раз прийти на лекцию к преподавателю Максиму Леонидовичу Романову.

Он вел менеджмент и был на хорошем счету у студентов. Мотивировал примерами из собственной практики, не донимал дотошной проверкой по списку и не пугал полосой препятствий для получения высокой оценки – за что такого не любить? Его коллегу по предмету, Всеволода Петровича Лося, за глаза звали исключительно озверевшим Лосем…

А еще Максим Леонидович был красив. Нет, не так – скрипела зубами Фая на первой и единственной лекции по менеджменту, после которой, прикрывая лицо сумкой, помчалась прямиком в деканат просить о переводе. Если бы Максима Леонидовичаа можно было сравнить со сном, то только с тем, после которого боишься даже взмахнуть ресницами. Лежишь и тихонечко дышишь, пытаясь не разрушить истончающееся сказочное воспоминание. Вдох-выдох, вдох-выдох, а оно неотвратимо рвется и тает, оставляя после себя сладкое сожаление. Такие сны не повторяются, вот и Максим Леонидович – не повторяется, думала Фая, пока не оторвала взгляд от чистой страницы конспекта.

Он выглядел как кинозвезда, только намного, намного лучше – потому что его звездный лоск не был результатом кропотливой работы стилистов. Он просто отрывал голову от подушки, проводил пятерней по густым, темным волосам – и уже мог выходить в свет, вызывая за собой восхищенные шепотки. Однажды Фая  видела это своими собственными глазами. Однажды, когда проснулась рядом и тихонечко лежала – вдох-выдох, вдох-выдох, – пытаясь унести в памяти если не кусочек ночи, приведшей их в одну постель, то хотя бы знание о ней.

15 августа 2017 года. Некая неопытная девица поддалась уговорам подруг и отправилась в ночной клуб, чтобы, примерив маску свободной и раскрепощенной не-себя, совершить хотя бы один головокружительный в жизни поступок. Совершила. Можно вычеркивать из списка. Только что теперь делать, если этот головокружительный поступок нарушил главный закон случайных связей – никогда больше не встречаться?

- Добрый день. Меня зовут Романов Максим Леонидович, рад приветствовать всех записавшихся на мой курс. Вы счастливчики.

Отнюдь не счастливая, Фая бежала до деканата с ощущением, что под пятками лопается пол, и если виной этому не был внезапно проснувшийся в сердце студенческого городка вулкан, то определенно предъявила счет за совершенный грех ее личная преисподняя.

- Вы сошли с ума, Ветрова? – секретарь Наталья Викторовна, к которой вышестоящее руководство обращалось исключительно Наташенька, выразила бровями гораздо больше, чем голосом – они образовали на лбу пару длинных сердитых складок. – Не отвлекайте меня от работы.

- Это вопрос жизни и смерти! – взмолилась Фая, тогда еще в первый раз.

И в первый же раз получила строгий, безапелляционный отказ:

- Вопрос жизни и смерти – это документация, над которой я сейчас сижу. Не майтесь дурью и идите отсюда, Ветрова.

А куда, если где-то за дверью по коридорам ходит человек, встреча с которым хороша лишь единожды. Как ложь, чью горечь начинаешь чувствовать только после того, как вдоволь насладишься сахарной оболочкой. Фая солгала достаточно, чтобы едкий вкус надолго испачкал рот. До конца семестра – уж точно.

- Я могу угостить тебя выпивкой?

- Только если составишь компанию, красавчик.

Красавчик? Серьезно? Файка, ты фильмов пересмотрела? Откровенно пялиться на него все равно что – написать на лбу губной помадой «Хочешь увидеть, какого цвета мое нижнее белье?» Он прочитал все до последнего знака, потому что подсел на соседний стул и сделал знак бармену.

Видение с соблазнительной, не оставляющей двусмысленностей улыбкой как назло прилепилось к самой переносице, заслоняя прочий обзор. Фая, вылетев в сердцах за порог, чуть сама не вынесла себе приговор – уперлась в широкую грудь и, сходу наложив назойливое видение на оригинал, помчалась прочь испуганным зайцем.

- Постойте! – окликнул удивленный голос, но Фая убедила себя, что: не он, не ей, и вообще – от слуховых галлюцинаций никто не застрахован.

Отдышавшись только в автобусе, который по чистой случайности, сделав круг, возвращался как раз к общежитию, Фая вызвала на срочный совет виновниц своего незавидного положения. А вместе с ними – алкоголь и перекус, без которых вряд ли бы получилось разобраться.

- Тебе показалось, - авторитетно заявила Юля, распечатывая пачку крекеров. – Мало ли на свете красивых мужиков?

- Тех, с которыми мне довелось переспать? Всего один, понимаешь?

- Файка, -  Маруся тоже не выразила большого доверия поднятой панике. – Мы были в другом городе, который выбрали, ткнув пальцем в карту – какова вероятность, что спустя две недели ты встретишь того же самого человека здесь? Да еще и на лекции. Мы все-таки не в деревеньке на отшибе живем. Это исключено.