— Наконец-то! — Владимир Петрович опустил на краешек тарелки тяжелую вилку с надкушенным маринованным огурчиком, мельком взглянул на часы и прислушался к доносящемуся из прихожей шуму. — Не в духе опять…
Константин с любопытством обернулся и посмотрел на дверь. На пороге показалась тощая фигурка в мешковатой футболке, рванных по моде джинсах и надвинутой на лоб бейсболке, практически скрывающей опущенное лицо. Не замечая присутствующих, подросток стянул с плеча школьный рюкзак и швырнул его с нескрываемой злостью. Рюкзак пересек зал и тяжело плюхнулся прямо у двери, ведущей в соседнюю комнату.
— А у нас гости! — из кухни выплыла пожилая дородная женщина в забавном передничке поверх цветастого сатинового халата. — Константин Николаевич из рейса вернулся!
Голова вошедшего повернулась в сторону маленького столика у окна, за которым уютно расположились двое мужчин, затем склонилась еще ниже.
— Драсти, дядь Костя, — буркнул из-под бейсболки унылый голос.
— Ну что ты опять в этой ужасной кепке? — ловкая ручка женщины быстрым движением сдернула головной убор раньше, чем возмущенный подросток успел вцепиться в свое имущество. — Вот, совсем другое дело!
Освобожденные волосы золотисто-каштановой волной хлынули по плечам, оповещая присутствующих, что перед ними девочка.
— Видал, какая красотка у меня растет! — с гордостью произнес Влалимир Петрович, любуясь дочерью.
— А это еще что?! — женщина приподняла за подбородок девичью голову, и отодвинула пряди, упавшие на лицо: — Опять???
— Ну, ба! — внучка тряхнула волосами, вырываясь, и внушительного размера синяк на левой скуле снова скрылся под пышной, как у пони, гривой. Девочка отвернулась и шагнула по направлению к своей комнате.
— Фёкла! — Владимир Петрович постарался придать своему голосу родительскую строгость: — Ты снова…
— Фёкла! Фёкла! — перебила его дочь, — Ненавижу! Ненавижу имя это дурацкое! Зачем вы меня так назвали?! — в ее тоне явственно слышалась смесь ярости, обиды и гнева. — Надо было уж сразу Свёкла писать! Свёкла Владимировна! Круто, правда, дядя Костя!
— Ну… — Константин Николаевич растерялся, не зная, что ответить. Бравый капитан, морской волк с двадцатилетним стажем, он умел шайку любых отъявленных разгильдяев превратить в образцовый экипаж. А вот утешать маленьких девочек в свои почти сорок лет так и не научился.
— Феклушенька… Лушенька, ну успокойся! — бабушка попыталась обнять внучку, укоризненно глядя поверх ее головы на примолкших мужчин. — Чем плохо имя Луша, ну?
— Угу… Луша-клуша! — девочка нервно хихикнула, вырываясь из пухлых ручек. — Клуша Баранова! Спасибо, дорогие родственнички!
Едва сдерживая слезы, она резким ударом распахнула дверь, небрежным пинком отправила валяющийся ранец внутрь, и скрылась в своей комнате громко шмыгнув носом напоследок.
Остальные участники сцены с минуту переваривали произошедшее, затем женщина на цыпочках приблизилась к двери и осторожно постучалась.
— Феклушенька, деточка, пойдем ужинать, — голос бабушки звучал мягко и ласково, но приоткрыть дверь в комнату внучки она не решалась. — Я вареничков налепила. Твоих любимых — с творожком.
Тихий щелчок внутреннего замка, блокирующего ручку, оповестил присутствующих, что вареники с творогом Феклушу не интересуют. Из-за двери раздалась громкая музыка и вопли какого-то очередного Тимати.
— Господи! Вот говорила тебе… — Тамара Сергеевна с досадой махнула рукой, тяжело опускаясь на диван. — И Верочка сколько просила… Нет, уперся: «Фекла! Фёкла!». Одно слова — Баранов!
— Да ладно Вам, мама! Кто ж знал, что так выйдет…
— «Кто знал, кто знал»… — передразнила зятя Тамара Сергеевна: — Думать надо, когда имя ребенку даешь! Фамилию-то девочка поменяет — не век Барановой ходить. А вот имя — на всю жизнь!
— А что фамилия? Нормальная фамилия! — обиделся Владимир Петрович. Скажи, Котя? — он глянул на друга, ища поддержки. — И имя красивое — Фёкла Владимировна! Звучит? Звучит! А что дразнят — так с кем не бывает? Подрастут — поумнеют.
Константин тем временем разлил из пузатой бутылки какую-то заморскую водку, напоминающую цветом волосы бедной Феклуши, и протянул рюмочку Владимировой тёще:
— И правда, Тамара Сергеевна, ну всех же в детстве дразнят, прозвища разные придумывают. Меня вон и Котом звали, и Костью, даже Тиной — представляете? — о кличках, которые дают своему капитану бравые матросы во взрослой жизни, Константин Николаевич тактично умолчал, не желая ненароком подлить масла в огонь.
— Ага, Тиной, помню… — захохотал Владимир Петрович, толкая приятеля в плечо. — Это когда ты в девятом классе на День учителя под Тину Тёрнер закосил! Представьте, Тамара Сергеевна, нашего Котю на каблуках, в колготках сеточкой и золотом платье с этими… висюльками… Как они там называются…
— Бахрома, — прыснул вслед за другом Константин, вспомнив, какой шок случился с директрисой, когда она увидела вульгарно накрашенную физиономию лучшего футболиста школы. — Мой батя потом до самых новогодних каникул в школу как на работу ходил — раз в неделю. Отчитывался о проделанной со мной работе…
Приятели ржали, пихая друг друга и похрюкивая, не в силах остановиться, словно все это случилось буквально вчера.
— Ой, дураки! Скоро лысеть начнете, а все такие же дураки, как в пятнадцать! — Тамара Сергеевна опрокинула рюмку, закусила толстой румяной котлеткой и поднялась с дивана.
— Куда же Вы, мама? — Владимир Петрович утирая выступившие от смеха слезы, вопросительно посмотрел на тёщу. — Посидите с нами. Котька обещал рассказать, как они чуть шпионскую подлодку не потопили. — Приятели снова расхохотались.
— Да ну вас, охламоны! У меня тесто на пироги, поди, подошло уже.