Фенечка и волшебный фонарь

Фенечка и волшебный фонарь

Вечерело. Июль месяц был в самом разгаре, и на улице было очень тепло. Я шла с работы через сквер, сжимая в руке свёрток с орешками.

– Опять белок в парке кормить пойдешь? Они, небось, тебя уже у входа встречают, – интересовалась тётя Марина каждый раз, когда я заглядывала в её лавку.

– Встречают, – я никогда и никому не рассказывала, для кого на самом деле я их беру. Почти никому. Рассчитавшись, я выскочила на улицу.

– Один, два, три... – я считала фонари вдоль аллеи, – пять. Ну, привет.

Свет фонаря стал чуть ярче, я положила сверток с орешками у его основания и отвернулась.

– Знаешь, я все еще не могу свыкнуться с тем, что больше не вижу и не слышу тебя. Я тебе там еще конфеток положила «Огни Москвы» и «Невские огни», как ты любишь, ну и все, в названии которых мне встретилось слово «ночь».

Я обернулась, подарок уже исчез. Присев на лавочку, стоящую чуть поодаль, я рассказывала, как прошел мой день, какие планы на завтрашний день, как мне повезло с Игорем, моим мужем, жаль, детишек завести не получалось.

– Но не будем сегодня о грустном. У меня для тебя новость, закачаешься! Я еду… – свет фонаря стал ярче, пока я рассказывала о том, как Игорь достал билет, как я выпрашивала дополнительные дни к отпуску и прочие приятные подробности будущего приключения. Не сказала только «зачем».

– Мне пора, – я поднялась, свет фонаря стал приглушеннее. – Не грусти, я скоро вернусь, – помахав рукой, я пошла домой.

Скинув босоножки, я забежала на кухню и поставила чайник. Пока он закипал, я переоделась, отправила несколько сообщений друзьям и снова вернулась на кухню. Игорь сегодня дежурил, поэтому дома я была одна.

Чай с мятой помогал расслабиться после трудного дня. За окном виднелся фонарь номер пять, свет его подрагивал – значит, мой друг был доволен. Я выложила из сумки пакет с конфетами, посмотрела в окно, задумалась, потом отхлебнула чаю, села и, прикрыв глаза, окунулась в воспоминания. Картинки из детства оживали, обретали цвет, звук, и у меня было такое чувство, будто я снова очутилась там – в детстве.

Мне пять. Июль. Мы до самого вечера были в гостях у бабушки. А потом шли домой, через сквер. Встретили соседей. Лера и Вика побежали на качели, а моя мама и тетя Люся разговаривали о чем-то важном. У них и у нас был отпуск, поэтому никто никуда не торопился, и все гуляли.

Я шагала под фонарями, рассматривая тени.

– Один, два, три…

Пятый светил тоскливо. Я долго разглядывала его, пытаясь понять, почему он светит слабее всех. Наконец, я увидела его. Маленький, он сидел на самом верху и грустно болтал ножками.

– Привет, – громко поздоровалась я и помахала руками. Человечек или все-таки обезьянка, я тогда не успела разглядеть. Он замер, встал на четвереньки, посмотрел на меня своими черными глазками и спрятался.

– Кого ты зовешь? – ко мне подошла мама, а потом тетя Люся с Лерой и Викой и тоже посмотрели наверх. – Лампочки не умеют разговаривать, милая, – мама погладила меня по голове.

– Там маленькая обезьянка, она грустит, поэтому фонарик плохо светит.

– Он так светит, потому что лампочка скоро перегорит. Идем домой, – мама потянула меня за руку.

Я не спала, наверное, всю ночь. Закутавшись в одеяло по самый нос, я смотрела на фонарь и думала, почему обезьянка была такой грустной. «Может, она замерзла? Так лето же. Или хочет кушать? Потерялась! – потом я думала, что ей надо помочь, но сначала подружиться. – Принесу конфетку. Все любят сладкое – с этой мыслью я и заснула».

Осуществить задумку не удалось. На следующий день мама заболела, и папа отвез меня к бабушке. Я рассказала ей про обезьянку, но и она мне не поверила, только сказала, что из меня получится «отличная сказочница». Я не стала спрашивать, кто это, и ушла рисовать. Через неделю мама поправилась, но меня решили оставить у бабули на все лето. Я расстроилась, потому что представила, как обезьянка будет грустить все лето, но сделать ничего не могла. Когда же родители меня забрали, я снова начала ходить в садик. Там я рассказывала всем об обезьянке, но ребята думали, что я говорю об игрушке, которую, видимо, кто-то закинул на фонарь. Воспитатели же просто улыбались и ничего не говорили. И я перестала рассказывать о моем друге. Конфетки, кстати, я клала под фонарик каждый раз, когда после садика мы с мамой или папой возвращались домой.

Они спрашивали, не жалко ли мне оставлять конфетки, потому что их, скорее всего, собирает дворник и просто выбрасывает в урну. Я мотала головой, искренне веря, что сладости забирает моя обезьянка. Я как-то однажды решила проверить и заглянула в каждую урну, встречающуюся мне на пути, но ничего похожего на конфеты не нашла, а значит, я была права. Огорчало меня только одно: сколько бы я не уговаривала обезьянку, сколько бы сказок не рассказывала, какие бы конфетки не приносила, она мне не показывалась. Так было до одного дня.

– А у меня сегодня день рождения, – положив конфету возле фонаря, я села на лавочку и раскрыла коробочку, в которой лежали подарки, – смотри, сколько подружки надарили.

Повертев коробочку под светом, я смотрела, как блестят заколочки с бантиками, набор бусинок, блестки, лак – все, что нужно для счастья маленькой девочки. На улице было холодно и руки из варежек доставать не хотелось. Рассказав, кто и какой подарок сделал, я потянулась за крышкой и увидела мою обезьянку. Сначала она сидела на спинке лавки, а потом переползла поближе к моей коробке и, ухватившись крохотными лапками за край, разглядывала ее содержимое.