Феникс

Часть 1.

Привычно подхватывает пачку сигарет, телефон с комода, проверяет в кармане ключи и бросает мимолётный взгляд в зеркало.

Ухмылка искривляет губы.

Сейчас его волосы снова белые, как снег – только вчера вернулся с задания.

Взгляд смещается вниз и в сторону.

Собственно, поэтому же и перемотаны руки до середины плеча. Странным образом не пострадали пальцы, так что нет необходимости искать вечно пропащую зажигалку, а значит, вполне вероятно, что он не опоздает. Хотя бы, в этот раз.

Короткий взгляд за окно – лёгкий весенний ветер нежно колышет фонарные столбы вдоль тротуаров, – накинуть «косуху», надеть «вансы», и в путь.

До места встречи совсем недалеко, поэтому парень надевает солнечные очки и, не спеша, бредёт пешком вдоль улицы. Плечи чуть ссутулены, да и в целом вполне расслаблен – вся отцовская выправка полетела к чертям собачьим ещё, когда ему было десять. Тогда же он перестал видеть в отце того героя, которым восхищался, и ни разу об этом не пожалел с тех пор.

Ухмылка снова искривляет губы.

О, он отлично помнит перекошенную удивлением напополам с яростью рожу отца. Ещё бы – по его мнению, это был сопливый бунт, непослушание, непонятный писк со стороны бездарности. Тот, кто сейчас входит в пятёрку лучших, тогда впервые послал отца к чёрту. Буквально. Выхватил трёпку, конечно, но когда старик от него отстал – впервые за долгое время расползлась довольная улыбка во всё лицо. И плевать на боль разбитых губ и ломоту в теле – он заступился за себя, сам, и это принесло гораздо бо́льшее удовлетворение, чем когда он пытался угодить.

Из кармана резко раздаётся грохот барабанов, рёв электрогитары и гландоразрывающий гроул – кому-то приспичило перекинуться парой слов. Парень двумя пальцами выуживает ожившее чудо техники и смотрит на экран.

Надо же. Чует что ли, когда старшенький предаётся воспоминаниям?

Беловолосый задумчиво касается клыка кончиком языка.

Интересно, с чего, вдруг, решил позвонить? Напарница уже сто процентов отдала все бумаги, а в офис ему нужно ехать только завтра. Загадка.

Гаджет замолкает, гаснет экран.

О, сам отъебался. Отличненько.

Однако до того, как довольный парень успевает спрятать телефон обратно в карман, грохот музыки раздаётся снова. И на экране всё то же имя – Энджи Тодороки. Тойя никогда не записывал его по-другому.

Страдальчески вздохнув, парень понимает, что родитель, скорее всего, не отвяжется, и поэтому проводит пальцем по экрану, отзываясь:

— На проводе, господин главнокомандующий, — в этом обращении сарказм – как яд – крупными, сочными каплями стекает с каждой буквы. Хотя это и стандартное приветствие, но с течением времени доза не уменьшается.

— Тойя, — отзывается горе-родитель. Тоже вполне себе обычное приветствие, не меняющееся с годами – никаких тебе «здравствуй, сын» или, хотя бы, «привет». И тут же продолжает: — Ты должен был зайти на отчёт.

Новая ухмылка касается губ.

И здесь тоже без изменений. «Должен зайти на отчёт». Насрать, в каком ты состоянии, и какие планы на выходной, просто должен. Обязан.

— Таками уже отчиталась по всей операции. В офисе буду завтра.

— Ты должен был быть здесь утром.

О-о-у, как страшно. Негодует, только посмотрите на него.

— Я должен быть в офисе завтра утром. Тогда же и задашь мне возникшие вопросы. А сегодня у меня выходной. Я занят, знаешь ли.

— Это твоя работа.

Парень непроизвольно вскидывает бровь:

— Уволь меня.

Он не знает, чего хочется больше – заржать в голос от воспитательного момента, или же рявкнуть, чтобы шёл нахер со своими жалкими попытками.

— Тойя.

Большой палец хлопает по красному кругу на экране, и телефон таки отправляется в карман.

Ещё одёргивать его будет. Ага. Сейчас, размечтался. Но, впрочем, ничего нового.

То ли от этой мысли, то ли от того, что уже видит кафе, в котором назначена встреча, и силуэт у окна, всколыхнувшаяся было в груди волна негодования, тут же успокаивается густой и тёплой радостью. Улыбка – настоящая, искренняя, – сама собой растягивает губы. Парень суёт руки в карманы, ожидая зелёного сигнала светофора, и рассматривает ожидающего.

Вырос. Даже отсюда Тойя видит, как сильно вырос с последней встречи. Когда, кстати, она была? Недели две, три назад? Он не помнит. В последнее время видеться с младшим братом получается всё реже – то ли из-за распоясавшихся преступников, то ли из-за увеличивающейся нагрузки в академии. Вопреки разрывающей грудь огромной, просто колоссальной гордости за брата, Тойя действительно расстраивается, что видеть мелкого получается не так часто, как хотелось бы. Да и младший, кажется, тоже скучает.

Тойя тихо фыркает от смеха, видя, как Шото ловко складывает оригами из салфеток – на столе уже три или четыре фигурки, и брат занят ещё одной. Волнуется. То ли беспокоится, что встреча сорвётся – такое уже было несколько раз, благодаря Старателю, – то ли знает, что старший только-только вернулся с задания.

Почти ультразвуковой писк сигнала светофора заставляет непроизвольно поморщиться и направиться вперёд.

Шото всегда так искренне, так сильно переживал, когда Тойя обжигался во время тренировок. Тут же тащил аптечку и практически всего обклеивал пластырями, заглядывая огромными глазёнками в лицо и переспрашивая: «Нии-сан, тебе лучше?».

Тихий смешок срывается с губ.

Конечно же, он всегда отвечал: «Да». А что ещё Тойя мог ответить? Слёзы боли высыхали сами собой, стоило этому маленькому засранцу распечатать первый пластырь. Шото забавно, сосредоточенно хмурился и даже высовывал кончик языка от усердия. Так старался помочь ему, Тойе. Наверное, Шото – единственный из всей семьи, кто любит Тойю просто за то, что он есть. За то, что он – его брат.