Фиалки расцветают в полночь

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, БИОГРАФИЧЕСКАЯ

– Добрый день, Фиалка Эдриговна, – поприветствовала меня Лили, прошмыгнув мимо по коридору. Я с завистливой тоской посмотрела ей вслед. Тоненькая, звонкая – молоденькая блондиночка, буквально вчера с институтской скамьи соскочила. Улыбчивая, с сияющим блеском глаз… ну настоящая фея! Не то, что я, унылая грымза-руководитель.

Нет, в коллективе меня любили. Даже за глаза не обсуждали, перемывая косточки родне. А ведь было, за что! Начать хотя бы с того, что моя матушка, лёгких ей крыльев и долгих лет полёта, умудрилась влюбиться в иностранца. Нет бы в легконогого сатира из Бразилии или черногривого льва-оборотня из Нигерии – и интернационально, и экзотично, и просто глазу приятно взглянуть. Нет, вздумала испортить генофонд семи поколений, выскочив замуж за гоблина!

Фея. За гоблина. Ну что могло пойти не так в этом союзе?

В мамину защиту стоило сказать, что облик сэра Эдрига Кривой Зуб в противоположность канону и собственному имени был весьма привлекательным. Если не приглядываться и абстрагироваться от едва заметной зелени кожи и острых ушей, так и вовсе на гоблина не похож: высокий, статный, с ровными зубами и колдовской зеленью глаз. Сразу ясно, на что клюнула молоденькая феечка, впервые выбравшаяся в заграничную поездку. А если прибавить к привлекательной внешности манеры британского джентльмена и типичный акцент уроженца «зэ кэпитал оф Грэйт Британ»… В общем, у мамочки не было шансов. В любовь она рухнула, как в омут с головой. А через девять месяцев на свет появилась я. Девочка, как и положено фее, хотя в семье отца испокон веков рождались одни мальчики. Дивный ангелочек с цветочным именем и фиалковыми глазами, за которые мне и дали имя.

Поначалу никто не замечал странностей, я росла весёлым, активным ребёнком, радуя всю интернациональную семью. Отец меня обожал, мама не могла налюбоваться, а бабушки и дедушки с обеих сторон души не чаяли, умиляясь чарующей красоте малышки-феи. Обычно так оно и бывало – у любой феи, несмотря на выбор спутника жизни, всегда рождались лишь девочки. Когда феи, когда люди, изредка маги или оборотни, перенимая отцовскую расу. Но бывало такое редко, фейская кровь сильная. Доминантный ген, как говорится. Вот и от меня не ждали никаких сюрпризов.

Но и гоблинская кровь, как оказалось, не водица. Изменения начались аккурат в переходном возрасте. Вспышки гнева, истерики… да кто не проходил этой эмоциональной встряски в пубертате? У кого-то гормоны шалят, настроение скачет, прыщи на пол-лица, а у меня позеленели волосы. Вот так резко, внезапно, во время одной из ссор с родителями я в сердцах топнула ногой и золотистые кудряшки, встав дыбом, зазеленели аки весенняя листва. И глаза, предатели такие, полыхнули гоблинской зеленью.

Потом я, конечно, успокоилась. Причёска вернулась к исходному состоянию, а глаза – к природному цвету, но определённый звоночек даже не прозвенел, прогремел набатом, перепугав всех родственников до седьмого колена. Это ж что за чудо-юдо такое, фея-гоблин?

Затем были бесконечные походы по врачам, гадалкам, практикующим ведунам и шаманам. Во мне искали бесов, проклятия и смертельные заболевания, на первых порах приводящие к позеленению кожи и волос. Поначалу я терпела, спокойно высиживая и вылёживая на приёмах и медитациях, но сдержанность моя оказалась не бесконечной. Распиаренный психолог, высокомерно называвшая моё состояние психосоматическим, посоветовала поменьше смотреть ужастики и перестать менять облик, пугая родных. И вот там-то, на мягкой кушетке в маленьком кабинете я позеленела от злости уже вполне осознанно, со знанием дела. Сверкающие зеленью глаза, волосы-иглы, клыкастый оскал… гоблины, когда их кровь веками не разбавляют люди, выглядят весьма пугающе. А я, кажется, ещё и какую-то боевую форму умудрилась принять.

В общем, прославленный психолог после этого скоропостижно ушла в бессрочный отпуск и так и не вернулась в профессию. А меня начали изучать вдвое интенсивней, уже без привлечения разнообразных шарлатанов от мира магии и науки.

Выяснилось, что гоблинские гены оказались коварными. Доминантные по своей сути, как и матушкино наследие, при смешении они выдали такую необычную спираль ДНК, что светила генной инженерии за голову хватались и советовали сдать меня на опыты и не мучиться. Я на опыты сдаваться не желала, зло сверкала изумрудами глаз и вырывала зелёные руки у медсестёр, алчущих моей уникальной крови. Родители, впрочем, были на моей стороне и спешно увезли от бдительного ока Совета к отцовским родственникам в Англию, спрятав в закрытой частной школе.

Увы, прижиться среди британской публики мне не удалось. Даже чопорным англичанам зеленеющая от эмоций фея показалась чрезмерно экзотичной, хотя пару лет я умудрилась проучиться почти спокойно, до первой своей влюблённости.

Его звали Чарльз, как принца. И внешне он казался каким-нибудь сказочным героем – синеглазый брюнет с обаятельной улыбкой, на котором даже нелепая школьная форма в косую клеточку сидела просто великолепно. Мы гуляли по цветущему саду, беседуя о всякой ерунде. Он держал меня за руку, чуть поглаживая ладонь кончиками пальцев, и я чувствовала себя самой счастливой на свете.

А потом он меня поцеловал. Нежно, почти робко, невесомо приобняв за талию, но сердце бешено заколотилось в груди, а в животе закружились пресловутые бабочки. Губы у Чарльза оказались тёплые и мягкие, дыхание отдавало мятной свежестью, так что целоваться с ним мне определённо понравилось, хотя сравнивать было не с кем. Казалось даже, что за спиной распахнулись крылья, а кожу закололо иголочками удовольствия.

Время растянулось. Застыло, окружив нас коконом, защищающим от всего вокруг – от любопытных взглядов сокурсников и возможного неодобрения преподавателей. И не было никаких звуков, даже пение птиц стихло, только суматошно стучало влюблённое девичье сердечко, познавшее новое и такое сильное чувство.

Оторвавшись от моих припухших губ, Чарльз сперва улыбнулся, но улыбка внезапно завяла, глаза изумлённо расширились, а аристократически светлая кожа приобрела совсем не аристократическую синеватую бледность в малиновую крапинку. Заковыристо ругнувшись на языке Шекспира, он отшатнулся от меня, как от прокажённой, и рванул прочь по тропинке среди цветущих каштанов, истошно визжа что-то про жутких русских ведьм и чьих-то матерей.