Филос. Эрос. Агапэ

Рассказ третий

Избегайте мужчин глупых, скупых, бездельников и пьяниц! Этот совет замкнул схему из десяти проводов женского счастья, с которой я столкнулась на полях социалистического глянца: то ли в «Работнице», то ли в «Крестьянке». Автор статьи — духовная дочь Ходжи Насреддина — была так блистательна в профессиональном цинизме: удача сопутствует делам твоим, о почтенный, если не будешь пользоваться посудой, оскверненной мышами, и рядом не окажется ни одного плешивца.
Вот так! Отныне жизнь легка и безоблачна! Опытная рука старшего товарища начертала карту, обозначила мели, течения и подводные камни. Моя лодка в полной безопасности! Скорее к маме. Немедленно! Может быть, еще не поздно сделать счастливой и ее!
Конечно, немного жаль, что она уже двадцать два года замужем за папой, который к этим социально-неблагополучным группам отношения не имеет. Но даже если по чистой случайности она не связалась с безмозглым и ленивым алкоголиком- скупцом, такие знания лишними не бывают. В конце концов, у нее же есть подруги!
Впрочем, все они безнадежные старухи: за сорок. Зачем им кого-то там избегать?! Кулинарные книги, вязание на спицах, сто полезных советов по выведению пятен с полированной мебели.
У меня тоже есть подруги. И им, как и мне, двенадцать. Возраст более чем благоприятствующий любви. Возможно, прямо сейчас какая-нибудь из них вознамерилась завести себе сердечный интерес. Думаю, авторитетный совет в данном случае будет очень кстати.
Я отсекла маникюрными ножницами все лишнее, сложила вчетверо и спрятала скрижаль в обложку школьного дневника. Храни меня, мой талисман!
Мама уверена: я всем довольный, открытый ребенок, у меня счастливое детство и мы с ней друзья. Сама сто раз слышала, как она сообщает об этом тете Люде — специальной приятельнице, которая, не поморщившись, вбирает в себя любые мамины фантазии.
На самом деле все иначе. Я глубоко несчастна, давно не дитя, полна секретов, как ящик Пандоры. Неразделенная трагическая любовь наполняет мою жизнь опытом и смыслом.
Уникальность душевных травм я наношу на бумагу. Иногда делюсь с самыми близкими. В моих стихах густо переплетены смерть и любовь, хотя последнее практически невозможно бескровно срифмовать.
В целом, жизнь моя безрадостна и переполнена тоскливым ожиданием будущего взрослого счастья. Я просто надеюсь дожить до того времени, когда одноклассники прозреют, а одноклассницы почтут за честь, но сама в это нисколько не верю. Как и в то, что когда-нибудь смогу ходить в кино на последний сеанс, целоваться и носить туфли на шпильке.
С героем моих грез я учусь в одном классе. Он балбес, двоечник и хулиган. И виноваты в этом, очевидно, или глупость, или безделье. Одно из двух или оба вместе. В любом случае, рекомендовано избегать, но женское сердце бестолково, непоследовательно.
В воображении то и дело вихрятся фантазии, как под моим чутким и облагораживающим влиянием он открывает в себе физико-математического гения, поступает в институт, что-нибудь стремительно изобретает, и Нобелевка в качестве свадебного подарка. 
В благодарственной речи молодой ученый сказал, что своим открытием он целиком обязан любимой жене. Вот, кстати, как она хороша в вечернем платье, даже несмотря на зерно газетной фотографии!
Примеряю на себя его фамилию. Сочиняю роспись. Получается красиво. С возрастом прибавлю еще завитков, чтобы наши дети не могли подделать.
Лично я мамин субскрипт воспроизвожу так виртуозно, что даже она не сомневается в подлинности. Про папин и говорить нечего! Просто пишешь фамилию, а последнюю букву заканчиваешь хвостиком. Мой старший братец в свое время провел исключительно приятную четверть, хоть и не без последствий. Я-то не злоупотребляю! Умеренность и аккуратность!
— Мам! Я схожу к Юльке ненадолго?
— Уже поздно, тебе завтра в школу, и что за манера такая таскаться к ней под любым предлогом?!
Переизбыток аргументов беспощадно обличает мамину неуверенность в собственной позиции.
— Я на минуточку! Мне надо ей кое-что важное рассказать.
— А по телефону нельзя?
— Ну, мама!
— Если через полчаса не вернешься, пеняй на себя!
Мамины угрозы всегда бессмысленны и абстрактны. Очевидно, что опоздание мне ничем не грозит, этот диалог — дань традиции, считалка для взрослой игры в дочки-матери: эне-бене-рики-факи.
С Юлькой мы вдумчиво изучаем советы начинающим женщинам. Широкое поле для обсуждений.
— А если он сначала не скупой, а потом скупой? Как понять?
— Так не бывает!
— Бывает! Васильев вчера мне домашку списать не дал. А раньше всегда давал.
— Может, он сам не сделал?
Впрочем, самый загадочный пункт — про пьяниц. Недалеко от дома есть рюмочная, и джентльмены, которые коротают близ нее свой досуг, очевидно, из этих. Избегать их так естественно, что непонятно, зачем уважаемый журнал тратил на эту рекомендацию типографские мощности. Впрочем, женщины там тоже встречаются. Их распухшие, расцвеченные синяками лица — очевидное доказательство справедливости совета.
— А как ты думаешь, если Мальцев пробовал пиво, то он точно будет пьяницей, когда вырастет?
Мальцев — Юлькин хахаль, и я понимаю всю важность вопроса. Что выбрать: беспощадную истину или обманные надежды?!
— Ну, он может исправиться, — сначала выдавливаю из себя немного сиропа, — но это вряд ли.
Правду говорить приятно. Особенно горькую. Друг должен быть беспристрастен, безжалостен, как скальпель хирурга. С Мальцевым покончено, никто не узнает, где могилка его. Поделом! Я видела, как они шли из школы. Он даже портфель ее не взял! А если мальчик не несет портфель, как остальные узнают, что ему девочка нравится? Может быть, им просто по пути?! В результате мы с Юлькой торжественно даем слово избегать. Важность момента требует: обещание записано на половинке листа бумаги для пастели, скреплено особенно завитушечными подписями, скручено в рулон и перевязано моей лентой из косы. Теперь я не ошибусь, сделаю верный выбор, буду счастлива. И моя лучшая подруга будет. И все наши знакомые девочки. И их знакомые. Круги женского счастья расходятся все дальше и дальше в моем воображении, как шляпка ядерного гриба, но, сохраняя красоту последнего, имеют исключительно позитивную коннотацию. Мы вырастем, отдавая сердца только достойным представителям сильной половины, а прочие, некондиция, бесследно растворятся, не продолжившись в потомстве. Золотой век. Мир во всем мире. И, кстати, победа коммунизма.
Наливая за ужином из жестяной банки на мамины оладьи сгущенное молоко, я была спокойна и радостна. Один только червяк точил яблоко моей безмятежности: как быть, если мой герой предпочтет так и остаться балбесом, бездельником и хулиганом?