Флаум

Флаум

Я открыл глаза всего четыре недели назад. Мы с мамой и отцом жили среди вкусно пахнущей мягкой соломы у доброго человека. Хозяйка – родители называли её так. Эта ласковая женщина приютила маму перед наступлением холодов. Я тогда ещё не успел родиться... А когда родился, мы все вместе присматривали за домашним скотом, как только я открыл глаза.

Среди соломы жили большие мыши и крысы. Хозяйка пыталась завести кошку, но отец всех их слишком пугал, хотя он никогда не желал им плохого.

Однажды я проснулся совсем один. Насчёт отца я не волновался – они с Хозяйкой порой уходили куда-то далеко. Меня не брали, маму тоже. Но она никогда не оставляла меня одного надолго.

Поначалу я не испугался и играл, охотясь на больших мышей в соломе. Ждал, когда мама вернётся и Хозяйка позовёт нас завтракать...

Но никто не приходил.

А во дворе стояла странная тишина. И я слышал много запахов незнакомых мне людей. Я пытался учуять запах мамы... Выбежал к калитке, когда мне показалось, что я взял след... Я бежал туда со всех лап, хоть и было страшно – очень много запахов чужаков.

И я увидел человека! Незнакомый, но может, он сможет помочь мне найти своих?

Человек меня заметил, подманил, хоть я и, признаться, очень трусил. Но я подошёл. Наверное, он друг, раз стоит и улыбается у нас в саду?

А он схватил меня за шкирку и засунул в мешок. Как же страшно! Как неудобно! Я так скулил! Я так копошился и взвизгивал, когда он ударял мешком и мной в мешке, казалось, обо все предметы, мимо которых проходил.

Меня притащили в место, где очень резко пахло какой-то травой. На несколько минут мешок развязали, но не дали мне выскочить. Я успел разглядеть только очень высокий потолок, цветные окошки и второго человека. Который тоже не захотел мне помочь.

Бородатый человек в длинном белом одеянии, с причудливой высокой шапкой и цепью, свисающей с шеи прямо до пуза, осмотрел меня, зачем-то водой побрызгал. Тогда я ещё плохо понимал язык людей. Потом уже, спустя много лет по памяти восстановил этот разговор.

— Этот из помёта от суки, что к ведьме приблудилась?

— Точно. Он, хоть и не весь чёрный, тоже может силу бесовскую иметь?

Бородатый нахмурился, задумался:

— Чёрный цвет шерсти необязателен для ведьминых прихвостней. Особых отметок я на кутёнке не вижу, но сомнения гложут. Всё-таки, если сука понесла от того ведьмовского кобеля, то и щенки могут быть бесовскими отродьями. Я бы остерёгся.

Первый человек снова засунул меня в мешок и понёс. Недолго. Я даже сквозь душную тряпку стал различать запах травы, леса и большой воды, куда меня родители приводили однажды.

Размах!

Я испуганно взвизгнул.

Полёт! Удар!

И вода поглотила меня.

Нос и горло. Невозможно вдохнуть. Так больно! Так жжётся в груди! Сознание взрывается снопом болезненных искр. Боль из лёгких перешла в затылок, отзываясь нестерпимой пульсацией. Я барахтался из всех сил! Я так хотел всплыть! Где вы? Почему человек так со мной поступил? Так больно и страшно! Мама!

Не выбраться. Никто не придёт.

Я уже почти потерял сознание, как ощутил, что моё узилище очень резко и быстро тянут вверх, и вышвыривают на берег. Ткани мешка затрещали, открывая широкую прореху, из которой хлынула не успевшая вытечь вода. Чьи-то руки развернули меня и стали резкими движениями жать по бокам, выталкивая из лёгких губительную влагу.

— Дыши же, ну! — незнакомец убрал руки с моих боков, и резким движением провёл надо мной ладонью.

Вибрация. Очень странная покалывающая вибрация по всему телу. Я очень редко ощущал нечто подобное, исходящее из большого дома, когда Хозяйка оставляла нас и шла к своим гостям. Но никогда не чувствовал это на себе. Да ещё и с такой силой.

Моя кровь последовала по венам вслед за движением руки незнакомца от кончика хвоста к морде. Сердце, от внезапно изменившегося на мгновение тока дало сбой, но справилось и вновь забилось ровно. Вода резким потоком хлынула из моей пасти, освобождая лёгкие и желудок. Слёзы потекли, помогая открыть режущие от пресной воды глаза. Я наконец-то смог сделать вдох и закашлял. Развернулся и попытался встать на дрожащие лапы.

Рядом со мной, с явным облегчением, переместился с колен на задницу человеческий паренёк, и прислонился к прибрежному валуну.

Я продолжал прочихиваться и отплёвываться. Вкус и запах сырости, ряски и грязного холщового мешка постепенно замещался ароматами осеннего леса. Было очень холодно. Я стал отряхиваться, стремясь избавиться от влаги, пропитавшей каждую шерстинку. Даже когда вместо брызг с моей шкурки летела лишь влажная пыль, я никак не мог заставить себя остановиться. Видимо то, как я отряхивался, выглядело забавно, потому что мой спаситель весело рассмеялся.

Я окончил представление, высунул язык, начал часто дышать и пытаться вилять хвостом, желая отблагодарить незнакомца. Лапки ещё плохо меня слушались и подкашивались. Я перевёл взгляд на лицо всё ещё дружелюбно улыбающегося спасителя, и ликование сменилось ужасом.

Ладно уж, что у его спасителя были острые клыки, наверное, люди разные бывают... Да и у самого меня и моей мамы они были — почему бы нет! Но я расслышал запах крови... Несмотря на то что запах, исходящий от незнакомца, был очень похож на человеческий, и в нём даже чувствовались неизвестные, почти неуловимые мне доселе природные нотки, навевающие мысли о недавнем лете, которые мне сразу понравились. Но и душок смерти. Только это был не тот запах, который я уже знал, как-то учуяв в амбаре дохлую мышь, поедаемую опарышами. Запах шёл будто бы не через нос. Он ощущался всем телом. Сказать, что я был обескуражен и испугался своего спасителя в этот момент – ничего не сказать.