Фрустрация

Фрустрация

- Катя! Иди завтракай!

Женщина шмыгает носом и потирает пальцами щеку, куда брызнула искорка от масла. Она пытается аккуратно переложить яичницу на тарелку, но почему-то руки предательски вздрагивают и завтрак валится за пределы… стола. Женщина с минуту смотрит на предмет своих мучений, который сейчас так нагло лежал на полу, не подавая никаких признаков жизни. Немного пройдет времени, и она впадет в истерику.

Слышатся ленивые шаги дочери. Женщина бессильно поднимает голову и смотрит на девчонку. Она плетет косу из своих золотисто-русых волос и смотрит на пол. Потом на мать.

Женщина облизывает губы, вздыхает, как бы извиняясь, но девчонка кивает.

- Ладно, мам, я все равно не собиралась завтракать.

Женщина круглыми глазами смотрит на то, как дочка умывается.

- Как это?..

- Яичница на масле калорийная.

Женщина поджимает губы. Переходный возраст – самый трудный период для родителей.

- Не валяй дурака, Катя. Давай я хотя бы чай заварю…

- Да не надо. Ты уж постаралась.

Потом уходит. В кухне мертвенно тихо, только стук часов оглушает измученную женщину.

Она садится на стул, потирает лоб и начинает истерически посмеиваться.

Все комом.

Даже яичница не подвластна.

Что говорить о семнадцатилетней дочери?

Господи… Тяжелее некуда.

Сейчас ей больше всего на свете хотелось прислониться лбом к плечу матери и расплакаться.

- Мама… - Шепотом произнесла она вслух. – Мама, я…

Фраза растворилась у нее на языке. Она не знала, что говорить и стоит ли продолжать, развивая свою шизофрению.

Вера редко ладила со своей дочерью.

- В отца пошла.

А собственно, знает ли она отца? Родил, молодец, три годика побыл, «самую трудную работу» выполнил – и ушел. Да, она красивее, свежее, сексуальнее и выносливее, должно быть, раз у нее всегда находятся силы на четырехчасовой секс с десятью минутами на перекур.

Она убралась на кухне, вымыла посуду и пол, потом подошла к календарю.

Скоро день рождения.

Черт, а сколько ей лет?

Она ведь нормально дни рождения не справляла с тридцати, похоже, лет. И то – подружки постарались. А сейчас – ни матери, ни подружек, ни мужа, даже любовника нет. Одна дочь – и то как будто нет.

Вера привыкла быть одной.

Но в свой тридцать седьмой день рождения ей впервые захотелось чьего-нибудь присутствия. Простого присутствия, хотя бы малейшего участия в ее жизни. Не говоря уже о любви и заботе…

Вере всегда хотелось, с подросткового возраста еще, чтобы в ее скучной и обыденной жизни что-нибудь изменилось.

Но единственное, что смогло измениться – так это то, что она стала разведенкой. Скучной, некрасивой, одинокой женщиной без всяких жизненных амбиций, карьеры и достойного статуса в обществе. В общем, она, конечно же, не добилась ничего.

Забеременела однажды – и все, по наклонной…

К чему она вообще сейчас думает об этом?

Разве это первая стычка с дочерью?

Первые ее приходы домой за десять вечера?

Ее истерики, дерзости и наглости?

Пора бы уже привыкнуть…

 

 

Ее спасали только походы к психологу. К этой женщине она ходит уже неделю – в тайне от дочери. Засмеет же…

Но особо ее не радовали походы в школу и звонки недовольной классной руководительницы.

Вера поправила сумку на плече.  Опять замечания классной руководительницы, опять предстоящие ссоры, слезы, крики, истерики…

Вера вывернула из угла лестницы с намерением подняться по ней. Но неожиданно ее сбил парень, спустившийся по перилам.

Первую долю секунд Вера не могла понять, что произошло. Она открыла глаза и увидела, как над ней нависло лицо молодого юноши.

- Простите, пожалуйста… - Замямлил парнишка. – Я вам помогу!

Он взял ее за руку и помог встать, придерживая за спину и талию. Вера тряхнула головой и посмотрела на юношу, чтобы был выше нее почти на голову. Да нет, долговязым его не назовешь – скорее Веру коротышкой. После двадцати она не становилась выше своих ста шестидесяти.

- Простите, - повторил парень снова.

Вера вздохнула, заправила локон за ухо.

- Аккуратнее надо быть, вы меня чуть не убили…

- Мама?!

Оба обратили внимание на голос. К ним подошла Катя с возмущенным:

- Что ты здесь делаешь?

- Это я ТЕБЯ должна спросить, Катя!

Последующее поразило – Катя нависла на шее парня, целуя его. Тот растерянно вытаращил глаза, однако ответил на поцелуй.

- Ладно, Кать, я… на секцию…

Когда парень ушел, Вера укоризненно посмотрела на дочь.

- Парень твой?

- Да.

- Даже не познакомила?

- Коля его зовут. Из одиннадцатого Б. А тебе зачем знать?

- Может, из-за этого самого Коли меня в тысячный раз вызывают в школу?

- Господи, - фыркнула Катя, недовольно скрещивая руки на груди и отворачиваясь от матери.

- Прекрати, Катя! Ты больше не выйдешь на улицу, понятно?

- Ой, конечно!

- Не переговаривайся! – Она схватила ее за руку, но та ловко вывернула ее.

- Не трогай, ма! Надоела!

Вера, не слушаясь саму себя, хлестнула дочери по щеке. Затем ахнула и в опаске огляделась – никого рядом. Обычно она не позволяет себе такие вспышки гнева, а тут вдруг… сорвалась…

Катя в ужасе уставилась на мать, прижав руку к щеке. Затем, плюнув: «Ненавижу!», бросилась вон.

 

Вера сидела на лавочке в коридоре школы. В это время, когда занятия кончаются, здесь больше никого нет. Она хотела дождаться дочь, но она все не появлялась, хотя Вера знала, что здесь у нее по большей части проходят занятия. Сминая пальцами влажный от слез платок, она время от времени всхлипывала и вытирала слезы пальцами, забыв о платочке.  Сложно. Тяжело. Трудно. Невыносимо.



Отредактировано: 01.12.2016