Фуга. Чёрный солдат

*

    Следующие три недели прошли для Беркута спокойно. Нечисть он больше не встречал, люди на архипелаге не исчезали и не гибли. Дни службы для него перемежались натиранием мыла на тёрке и чисткой снега на территории части. А потом у него вдруг выпал зуб. Казалось бы - что такого, разве это происшествие - выпал у человека зуб! Но это когда зуб выпадает у кого-то другого. А вот для тебя, взрослого человека, потеря зуба - целая драма и событие. Теперь тебе без него всю оставшуюся жизнь жить.
    Вот и Беркут - откусил в столовой кусок обычного чёрного хлеба, а в оставшемся куске его зуб-четвёрка и застрял. Легко так вышел, бескровно, словно и не рос тут никогда. Пожилая женщина-врач, осмотрев дырку во рту Беркута, что-то написала в его медицинской карте.
    - Доктор, скажите, - спросил Беркут, осторожно потрогав осиротевшую десну кончиком языка, - у меня что, все зубы теперь так могут выпасть?
    - Не климат тебе здесь, - помолчав, сказала врач, и, предупреждая другие вопросы, посоветовала, -  Побольше рыбы в столовой бери и молочных продуктов.
    Неизвестно, был ли этот ущерб здоровью Беркута причиной, но после этого его и ещё нескольких солдат-старослужащих отвезли в столицу архипелага Новая Земля - посёлок Белушья Губа, в недавно построенный там спортивный комплекс с бассейном. Наплавались вволю. Возвращались довольные, и солдаты были уверены, что сподобились такого "вип-увольнения" только благодаря Беркуту - Земцов старательно снимал своё кино про замечательную жизнь Тимура Кудинова в Армии. Курорт, да и только!
    Вскоре Беркуту сказали, что к ним специальным рейсом вылетает самолёт из Архангельска с полным составом военно-гарнизонного суда. А поскольку, мол, самолёт прилетит только поздно вечером и суду желательно улететь обратно как можно быстрее, то судебное заседание, по всей видимости, состоится ночью. Учитывая, что здесь вообще царствовала ночь, и в три часа дня уже темнело, для Беркута, незнакомого с судебными порядками, ничего необычного в этом не было. Но для жителей других регионов, в которых жили заинтересованные в Тимуре Кудинове люди, видимо, разница была.
    Поэтому самолёт, как и планировалось, прилетел вечером, а заседание суда, во избежание возмущений "прогрессивной общественности", назначили на утро. Полковник Кораблёв разместил судью по фамилии Чуков (которого ушлые солдаты тут же переименовали в "Геков"), военного прокурора и секретаря суда на территории их военной части. А вот прилетевшего с ними адвоката из Москвы определили на ночлег в соседней военной части. Ибо нечего, мол, ему с Кудиновым раньше времени встречаться и заговоры устраивать. Оппозиционные, никак иначе.
    До самого отбоя солдаты сновали по коридору, порой подталкивая друг друга и издавая при этом различные возгласы - всем позарез требовалось посетить прачечную и обозначить своё присутствие. А потом, когда они уже возвращались, то вспоминали, что забыли заглянуть на склад для лопат. Причина такой необычной активности солдат срочной службы имела имя. Елена. Каким-то неведомым образом по части мгновенно расползлись слухи, что секретарь судебного заседания Елена Валькова, двадцати неполных лет, училась на заочном отделении юридического факультета. Ей была устроена спаленка с раскладушкой в одном из офицерских кабинетов, и теоретически Елена могла выглянуть оттуда по какой-нибудь надобности. Ну а солдаты бы, конечно, тут же помогли б ей советом и защитили своей грудью от любых напастей. А главное, поглазели бы вволю.
    И она выглянула. Прошла в комнату, где обосновались их честь Чуков с прокурором и вскоре вышла оттуда с прошитым в картонную корку "делом", а скопившихся в коридоре и ждущих с готовностью солдат попросила найти Тимура Кудинова и пригласить его в "красный уголок".
    Уединение провожаемого завистливыми взглядами Беркута и секретаря Вальковой пришлось в аккурат на сигнал отбоя, поэтому скоро вокруг установилась тишина, и Беркут под приглядом Елены занялся изучением материалов дела, чтобы не терять на это время завтра с утра.
    Материалы интересовали Беркута постольку-поскольку. Ему больше хотелось пообщаться с серьёзной симпатичной девушкой. Сначала он стал спрашивать её пояснения некоторым терминам и документам из дела, потом ненароком спросил, живёт ли она в самом Архангельске, кем хочет стать, нравится ли ей работа и вообще жизнь в этом городе.
    Лена, поначалу державшаяся нарочито сухо, постепенно разговорилась. Рассказала о себе, потом с неподдельным интересом интересовалась Тимуром Кудиновым, расспрашивала о работе в штабе оппозиции, об известных всей стране личностях, с которыми он, Беркут, якобы общался. Он охотно отвечал на вопросы о столице, об условиях своей службы и, понятное дело, не давал развёрнутых ответов на особенно интересующую девушку тему.
    - Мне ещё военком в Москве запретил говорить об этом во время службы, - объяснил он, - а здесь тот приказ повторили.
    Беркут в лицах изобразил Лене эпизод разговора с военкомом про растекание мысию по древу, заставив девушку смеяться. Потом поведал ей о забавных эпизодах службы, которых, как он с удивлением обнаружил, в его памяти скопилось не так уж мало. Так болтали они довольно долго, а потом Лена пожаловалась на духоту и жару в помещении. Беркут предложил ей прогуляться - выйти из чёрного хода, где никого в это время не бывает, и они смогут продолжить разговор на свежем воздухе.
    Так они и сделали. Ветер дул слабый, и снег падал большими мягкими хлопьями. Беркут с удовольствием смотрел на девушку в романтическом антураже снежной ночи, а Лена, конечно же, замечала это удовольствие.

В какой-то момент на непринуждённый вопрос Беркута она заметила, что у неё, вообще-то, вроде бы есть парень.
    - Вроде бы? - с улыбкой переспросил Беркут.
    - Я просто пока не уверена, - кокетливо пояснила Лена.
    - Мне кажется, или у тебя есть в родне кто-то из северного народа? - переменил тему Беркут.
    - У меня папа русский, а мама - ненка.
    - Расскажи, какие они - ненецкие девушки?
    - Они скромные, носят юбки, скрывающие колени, - с готовностью ответила Лена, - послушные и старательные хозяйки в доме, умеют петь песни...
    - Научи меня какой-нибудь ненецкой песне, сможем спеть её хором.
    - Что ты, ненецкие песни никогда не поют хором! Если их и поют несколько человек, то слова и музыкальная фраза как бы передаётся от одного певца к другому, и уже тот продолжает, а потом третий...
    - В классической музыке это называется "фуга", - блеснул эрудицией Беркут, а потом попросил, - Спой мне, пожалуйста.