Фуга. Чёрный солдат

*

    Лучшие годы полковника Евгения Бородько остались позади. Почти все из них он прожил в военном городке посёлка Светлый Саратовской области и был одним из лучших офицеров в ракетных войсках. По крайней мере, так многие считали у них в городке. "Я не знаю, как он добивается идеальной дисциплины у себя в роте, но хулиганы из его кабинета выходят в слезах. Что уж он с ними там делает, бьёт или угрожает, только после этого они все делаются смирными" - говорил майор Дёмушкин. Иногда друзья-офицеры спрашивали его: "Жень, почему ты не женишься?", а он неизменно отвечал: "А мне этого не надо, я и сам всё по дому прекрасно делаю". И то сказать - в квартире у него были порядок и красота. Порой он приглашал сослуживцев к себе на "мальчишник", они распивали добрую норму спиртного, а потом он включал видеомагнитофон и ставил кассеты совершенно неприличного содержания. Под смех и "фу, гадость" гостей он незаметно и внимательно следил за их реакцией на показанное видео, но никого по-настоящему заинтересованного, правда, так и не нашёл.
    То золотое время прошло, подкрались старость и удручающая немощь, да и "сверху" однозначно намекнули, что пора уходить на пенсию и дать дорогу давно подпирающим офицерам "снизу", которые тоже хотели сделать карьеру. Но одинокая квартира с идеальным порядком была не тем, что могло наполнять оставшуюся жизнь полковника Бородько, и он написал рапорт с просьбой о переводе в любое другое место. Место ему нашлось только здесь - в холодной заднице мира. Своего рода ирония...
    Полковник сидел в своём кабинете, положив седой затылок на подголовник кресла и устремив взгляд в потолок. По сложившемуся в последнее время обыкновению, он грезил наяву - вспоминал яркий и красочный летний турнир по боксу среди военнослужащих в Светлом, где сам Бородько выступил ведущим и судьёй на ринге. Вокруг кипели спортивные страсти, молодые бойцы с обнажёнными торсами, в цветных спортивных трусах прыгали друг вокруг друга, а многочисленные зрители с восхищением смотрели на него, одетого в белую рубашку и чёрный галстук-бабочку...
    Сладкие воспоминания были прерваны докладом о прибытии вездеходов с запасами, заказанным инвентарём и одним переведённым к ним в часть солдатом-срочником. Это было странным - перевод к ним одного солдата, да ещё не контрактника, а призванного. Провинившийся? Но обычно меры к таким применяются на месте, всё давно предусмотрено Уставом и инструкциями. Наблюдатель? Зачем - и так любой тут выдал бы полную информацию кому следует, если б его спросили. Бородько открыл личное дело солдата и принялся за его изучение. Тьфу ты, политика!
    Раньше он непременно вызвал бы этого парня к себе, чтобы присмотреться да надавить - вдруг что получится? А теперь лишь брезгливо откинул от себя папку и приказал обеспечить новичку условия службы наравне с прочими солдатами.

    К удивлению Беркута, в его новом взводе напрочь отсутствовало такое явление, как дедовщина. Раньше он слышал, что такое бывает там, где ведутся боевые действия. Здесь же все солдаты, кроме Беркута, были контрактниками разного возраста. Конечно, те, кто служил по контракту уже не впервые, немного важничали, но в целом отношения во взводе были товарищеские. Солдаты сразу расспросили Беркута о нём самом - что, как и почему. Официальная причина его попадания в такую далёкую и оторванную от мира часть их позабавила, но ничего похожего на антипатию или хотя бы отчуждения Беркут к себе не заметил ни со стороны солдат, ни со стороны офицеров. "И вправду, как семья" - вспомнил никогда не имевший своей семьи Беркут слова капитана Воробьёвой.
    К стене напротив кроватей крепился плакат в виде российского флага, где на белой полосе было написано слово "сбор", на синей - "тревога", на красной - "боевая тревога". И рядом с флагом - три лампы в плафонах соответствующего цвета, похожих по форме на перевёрнутые игрушечные ведёрки. Необременительной задачей тех солдат, которые не дежурили в этот день на поверхности, было сидеть в караулке перед этими лампами и бдить. Разгрузка изредка прибывающих вездеходов воспринималась ими как развлечение.
    В первые дни Беркута научили правильно экипироваться и обращаться с оружием. Потом командующий взводом лейтенант Брагин ("летёха", как называли его меж собой солдаты) приказал провести небольшие учения, чтобы поднатаскать новичка в стрельбе и скрытном передвижении по местности. Ну и остальным солдатам повторить тренировки не помешает. Так что вскоре Беркут, одетый в белый камуфляжный комбинезон поверх обычной формы вместе с каской получил в порядке живой очереди автомат и вслед за всеми выдвинулся... куда-то выдвинулся. Сначала - вниз по лестнице, потом по коридорам в несколько загибов, потом наверх.
    Такой вид тренировки был для него непривычен, и Беркут старался не отставать от остальных, делать как они и выполнять приказы взводного. Из-под земли солдаты вынырнули где-то совсем далеко от метеостанции. Тут в изобилии были ледяные торосы и, судя по всему, весной и летом следовало ждать образования "большой воды".

Стрельба с колена и лёжа по воображаемому противнику, бег, укрытие за складками местности - эти и другие команды летёхи Беркут выполнял, глядя на более опытных солдат. Возвращались после тренировки усталыми, но нашли силы подшучивать над Беркутом, который едва волочил ноги и ставший тяжеленным автомат:
    - Тимур, что ты там плетёшься в хвосте? Каши мало ел? Так завтра я тебе свою порцию отдам.
    - И я отдам, - добавил второй, - если это будет перловка.
    - Перловкой и я готов пожертвовать - включился третий, - для Тимура не жалко. Он у нас всего две тысячи рублей в месяц получает, не больно-то отоваришься в магазине вкусняшками.
    - Не надо мне вашей перловки! - деланно возмущался Беркут, поправляя сползающую на глаза каску, - А медленно я иду потому, что мне снег набился во все щели на одежде. Я стал весить, как два Тимура.
    - Ничего, в караулку придём, твой второй Тимур растает, ты его в раковину выжмешь.
    - Гы-гы-гы, без двойника сразу полегчаешь!
    Так получилось, что, привыкнув к сопровождению, путь по подземным коридорам Беркут не запомнил. А зря.