Фуга. Чёрный солдат

*

    Прапорщик был оставлен в больничке, вездеходы ушли без него. Долгин потерял много крови - коготь медведя задел артерию. Солдаты и офицеры, чья группа крови была подходящей, спешно сдали кровь для переливания раненому. После этого доктор сообщил, что жизнь его, скорей всего, вне опасности.
    На следующий день Беркут отправился навестить больного.
    - А, герой, - с улыбкой встретил его Сергей Валентинович, - спасённого пришёл навестить?
    - Если можно, - кивнул Беркут.
    Лицо Долгина, обычно характерное красными обветреными щеками, на этот раз было непривычно бледным, почти сливалось по цвету с толстой повязкой вокруг шеи.
    - Привет, Тимур, - негромко и серьёзно сказал он.
    - Как вы, товарищ прапорщик? Болит?
    - Болит. Наверно, не столько оттого, что медведь поранил, сколько оттого, что доктор рану чистил да обеззараживал. И зашивал.
    - Ну, это же надо было сделать.
    - Надо... Вот ведь как поворачивается - ты спас мне жизнь. Мне сказали, что медведя того ты убил.
    - Нет, его из автомата застрелили, - возразил Беркут.
    - Я разрезал медведя, - вмешался врач, - ты ему тем ящиком шею сломал. Он остался стоять только по инерции, и в любом случае упал бы и сдох, даже если б в него не стреляли.
    - Вот как... - не нашёл, что на это сказать, Беркут.
    - Доктор, выдь на минутку, а? Мне солдату надо пару душевных слов сказать, при других неловко, - попросил Долгин.
    Сергей Валентинович хмыкнул, проворчал что-то про то, что из собственного помещения его выгоняют всякие тут больные, но исполнил просьбу.
    - Слушай, Кудинов, - сказал прапорщик, - я вам в часть документы привёз, это ответы нескольких наших людей, кто с тобой общался. От меня, от Земцова, от пары других солдат.
    - Ответы? - удивился Беркут.
    - Ага. Эта... психолог ваш высококвалифицированный подробные данные на тебя собирает зачем-то. Как ты у нас держался, чем интересовался, не замечали ли за тобой каких-то странностей. Я написал, что не замечал и держался ты нормально. А вот Земцов припомнил, что как-то раз ты на кухне будто бы разговаривал с темнотой, хотя там никого не было. Вот что... будь осторожен, а то решат, что ты сумасшедший, да отправят в психушку. Век потом не отмоешься.
    - Спасибо, товарищ прапорщик. Буду осторожней.
    - Ну и славно, - сказал Долгин и прикрыл глаза, - иди, скажи доктору, что меня знобит чего-то.

    Беркут возвращался в караулку, идя по знакомому, выученному, кажется, до каждой царапинки, коридору, и пытался понять - что он чувствует в связи с тем, что ему поведал прапорщик? Выходило - почти ничего. Его предали? Точно нет. Любовь с Мариной они исключили из своих отношений сразу. Ах, она не сказала, что является психологом? Да ведь и он далеко не всё рассказал ей о себе, совсем промолчал о своей настоящей профессии. Значит, у каждого из них есть резон молчать. Что их связывает с этой женщиной? Секс. А его предать невозможно, ревность из их отношений была исключена вместе с любовью, он дал такое обещание, перед тем, как получить доступ к её желанному телу. И всё-таки...
    Всё-таки было неприятно осознавать, что Марина собирает о нём сведения. Может, и секс у них случился только для этого? Вот оно. Оказывается, в глубине души он числил за собой самцовую победу, обошёл-де всех одиноких мужчин в части. Тьфу ты, какая глупость его занимает, как выясняется. А он вообще тут под чужой личностью служит и с женщиной шуры-муры завёл - это ничего? Штрих такой в биографию оппозиционера привнёс. А ведь у того наверняка и девушка есть, может, невеста даже... Хотя упрекать ему себя вроде и не в чем, он и так осторожен, как и посоветовал ему Долгин. Просто будет теперь помнить о второй Марининой профессии, вот и всё. И ничего, в общем-то, не изменилось.
    
    Ещё несколько дней понадобилась Долгину, чтобы немного окрепнуть и уехать долечиваться в госпиталь, а командирам частей - собрать все рапорты, сделать выводы, посовещаться между собой и принять решения.
    Беркут отбывал рутинную солдатскую повинность - наряд по уборке в столовой после обеда, когда стал невольным свидетелем разговора компании офицеров, собравшихся за одним столом.
    - А ничего, что они занесены в красную книгу? - спрашивал один.
    - Так что теперь, танцевать вокруг них, пока они на людей нападают? - возмущённо возражал другой.
    - Да я к тому говорю, что не взгреют ли нас за это потом?
    - Командиры частей между собой всё согласовали. Ничего нам не будет. Но этих тварей пора проредить.
    - Да, люди для них - плохая еда, обычно они на тюленей охотятся, там для них самое ценное - жир, - задумчиво вставил присутствовавший среди них Сергей Валентинович.
    - Значит, тюленей им стало мало. И помоек - мало. Плодить тут медведей дальше - не только нарушать этот блинский природный баланс, но и подвергать опасности всех людей. Но главное, как мне сказал командир - нам, военным, нельзя чувствовать себя потерпевшими. Мы должны быть наверху, победителями. И солдатам это чувство транслировать - иначе что за армия такая, с упавшим духом, получится?
    - Когда едем?
    - Вездеходы через четыре дня собираем. Три штуки. Официально - для выполнения задания по пополнению мясного довольствия. Оленей, кстати, тоже постреляем, привезём в части.
    - Главное, краснокнижных оленей не настрелять, - вставил первый говоривший при Беркуте офицер, - Их мало, тех, которые только на архипелаге водятся.
    - Не боись, отличим местных от распространённых по всему северу.

    На следующий день Беркута вызвал к себе командир части.
    - Товарищ полковник, рядовой Кудинов по вашему приказанию явился! - вытянулся Беркут.
    - Согласно полученным рапортам, рядовой, ты у нас опять отличился. На этот раз в хорошем смысле. Смог пугнуть и отогнать напавшего на человека медведя, чем спас жизнь прапорщику Долгину.
    Бородько остро посмотрел на Беркута. Лицо солдата не дрогнуло. Официальную версию уяснил.
    - Так точно! Белый краснокнижный медведь отделался лёгким испугом и передумал нападать на прапорщика.