Фуга. Чёрный солдат

*

    Поначалу ко всей сложившейся ситуации в целом Беркут отнёсся философски. Значит, такое вот очередное испытание подсунула ему судьба. В конце концов, потеря пяти дней из срока службы и выполнения его миссии - это неприятно, но не трагично. Военной карьеры он делать не намеревался, иначе уже обзавёлся бы как минимум парой значков за отличия. Но эти вырванные из жизни пять дней всё-таки стоили того, чтобы сохранить и собственную совесть и дар ведьмака неповреждёнными.
    Беркут углубился в чтение газет. Его искренне заинтересовала серия прошлогодних заметок областной газеты о прославленном ледоколе "Михаил Сомов", которым гордятся жители Архангельска. Об этом корабле в две тысячи шестнадцатом году был снят художественный фильм "Ледокол", правда там его назвали "Михаил Громов". Ну а прошлым летом этот корабль вернулся в Архангельск после очередной трансарктической экспедиции. Новую Землю он тоже не обошёл тогда своим посещением. Беркут пожалел, что не имел возможности посмотреть на ледокол воочию, что экспедиция закончилась в прошлом году.

    Увы - больше ничего столь же для него интересного в газетах не оказалось. В первый день ареста его на прогулку не выводили, поэтому после ужина он, как было предписано, вымыл помещение камеры и лёг спать. Спал крепко, как и подобает человеку с чистой совестью.
    Приносить еду и конвоировать арестанта, как стало очевидно, было поручено парням из службы техобеспечения. Жаль - со своими сослуживцами можно было бы хоть словом перемолвиться. На следующий день после завтрака его вывели на часовую прогулку. Немало повеселил метеорологов, когда обходил кругами здание метеостанции - именно такой маршрут прогулки ему придумали. Зато и сам развлёкся - удалось увидеть вылет целой стайки полярных сов из развалин. Это Анфиса с мужем обучали летать и охотиться свой выводок.
    В дальнейшем Беркут приспособился коротать время ареста следующим образом - просматривал газеты, брал в руки шариковую ручку и рисовал на выданных чистых листах бумаги разные узоры и загогулины, почти не оставляя свободного белого пространства. Новый стержень для ручки пришлось просить неоднократно. "Надо будет попробовать сделать карьеру художника-абстракциониста" - мысленно шутил он.
    Нельзя сказать, что Беркут так уж скучал по общению с людьми. Ему не было скучно с самим собой, со своими мыслями, воспоминаниями и невольными умственными упражнениями, когда он предавался анализу своего опыта. По правде говоря, сам характер службы тоже давал ему много времени, чтобы оставаться в одиночестве, да и раньше, до службы... Он к этому привык. Во всяком случае, пять суток без общения вытерпеть было вполне можно.
    Однажды ему даже принесли к обеду кусочек самодельного торта, чем здорово порадовали. Неизвестно, как капитану Воробьёвой это удалось... Впрочем, любая неформальная просьба Марины, сопровождённая обворожительной улыбкой, легко находила понимание у суровых мужчин этой военной части.
    На пятые сутки ареста его проводили в душ, чтобы, как полагал Беркут, на свободу он вышел не только с чистой совестью, но и с чистым телом. Потом к нему снова пришёл доктор.
    - Ну как ты тут, истомился в узилище? К воле готов? - с улыбкой спрашивал Сергей Валентинович, одновременно прикладывая фонендоскоп к лопаткам Беркута.
    - К воле готов, на ущерб здоровью не жалуюсь!
    - Перевоспитался? - лукаво ухмылялся врач.
    - Так точно! Твёрдо встал на путь исправления! - в тон отвечал Беркут.
     После ухода врача в камеру вошёл тот самый строгий лейтенант, который поселял сюда арестанта в первый день. Беркут радостно встал у двери, готовясь выйти из камеры уже неподконвойным человеком.
    - Куда-то собрался? - спросил вдруг лейтенант, - Товарищ полковник приказал проверить, написал ли ты требуемый рапорт. Если не написал - садись, пиши.
    В душе у Беркута потемнело.
    - Не могу. У меня писчая бумага кончилась, - зло отрезал он.
    Лейтенант взял листы, которые исчеркал Беркут.
    - У, какие тебя мысли посещали заковыристые, - сказал он насмешливо, - Так что, рапорт писать будешь? Бумагу ещё принесут.
    - Никак нет. Не буду.
    - Ну тогда объявляю тебе новый приказ командира части. За очередное невыполнение приказа офицера рядового срочной службы Кудинова подвергнуть аресту сроком на пять суток с содержанием на гауптвахте. В срок службы дни ареста не засчитываются.
    - А если я так и не стану писать тот рапорт, мне что тут, всю жизнь провести придется? - преодолевая лёгкое онемение губ, спросил Беркут.
    - Не боись. Больше сорока пяти суток на гауптвахте держать нельзя. Дальше только военный гарнизонный суд может привлечь к уголовной или административной ответственности и отправить служить в соответствующий батальон. Штрафной, или дисциплинарный. Так что - думай. Увидимся через пять суток, рядовой.
    После ухода лейтенанта Беркут потерянно рухнул на скамью, глядя на вновь запертую дверь. Ещё сорок суток Бородько имеет право продержать его здесь. Эта мысль укладывалась в голове с большим трудом. На этот раз и без того не радующая убранством камера показалась ему гораздо мрачнее, чем раньше. Но о том, чтобы написать тот рапорт, который требовал полковник, Беркут даже не думал. Исключено, и точка.
    Теперь Беркут изменил свой распорядок, то есть доступную для этого часть суток. Днём, выполнив всё положенное, он старался поспать, сидя за столом - для того, чтобы не спать ночью. Потому что ночи, когда за ним никто не присматривал, он стал посвящать общению с тенью.
    - Покажи, Тэкс, я могу что-нибудь сделать для того, чтобы ты как-нибудь развился? Потому что, по правде говоря, парень, мне сейчас очень не хватает друга, который мог бы меня поддержать морально.