Фуга. Чёрный солдат

*

    Беркут выспался первым. Посмотрел на часы - давно наступило время завтракать, но все в доме спали. Эхтибор, заслышав шум вставшего с постели Беркута, только отвернулся к стене и натянул одеяло на ухо, Свят спал (вполне ожидаемо), Бецкий... ну, тоже не впервой. Беркут перекусил на кухне хлебом с холодной варёной рыбой, расчистил выход из барака, сходил в ангар за канистрой с горючим, захватил лопату, а потом сел на снегоход. Надо было сделать то, что не сделал вчера.
    Кружила метель, но заблудиться Беркут не боялся. Не с его помощником.
    - Тэкс, показывай дорогу ко вчерашнему монстру.
    Тело монстра пришлось откапывать, но Беркут решил не оставлять его - незачем кому-то из людей натыкаться на загадочные  останки "снежного человека". Прогорела крупная тварь не до золы или отдельных угольков, так что Беркуту пришлось разбить лопатой и разбросать обгорелые и уже неопознаваемые её части в разные стороны. Потом отправил Тэкса на поиски второго снегохода. Помощник улетел, а Беркут сидел и слушал сегодняшнюю музыку ветра.
    Неровные, неритмичные порывы воздуха беспрепятственно пролетали в высоте, ниже задевали за вершины и бока сопок, ещё ниже - поднимали с сугробов охапки соприкасающихся друг с другом снежинок, и всё это звучало, дудело и звенело по-своему, вместе образуя огромный симфонический оркестр. Сам снег звучит по-разному, в зависимости от температуры воздуха. В слабые холода звук выходит шуршащим, похожим на шёпот. Но чем сильнее мороз, тем более звонко поют снежинки, сталкиваясь и ломаясь своими микроскопическими иголочками.
    - Ты слушаешь фугу ветра? - спросила появившаяся рядом Мира.
    - Угу, - кивнул Беркут, улыбнувшись, - Но вообще-то, кроме фуги, существует много других музыкальных форм.
    - В другой раз расскажешь. Может быть, - неожиданно сказала девушка.
    Беркут внимательно посмотрел на неё.


    - Что с тобой? Ты плачешь? - удивился он, - Тебе что, жалко этого монстра, которого я убил?
    - Нет, Туунбак был противный. Убивал людей для удовольствия и складывал их мёртвые части по-разному. Никто не сумел его убить до тебя, хотя многие пытались.
    - Тогда почему у тебя слёзы в глазах?
    - Переживаю из-за тебя.
    - А что со мной?
    - Папа говорит, что ты, скорей всего, исчезнешь. Уже скоро.
    - Мира... Я же тебе рассказывал про армию. Меня прислали сюда только на один год, и скоро я, действительно, уеду отсюда.
    "Хотя почему-то не хочется" - неожиданно понял Беркут.
    - Ты ничего не понимаешь! - крикнула Мира, - А должен понять и решить! Сам!
    После этого девушка сразу исчезла. Что он должен понять?
    - Тэкс, ты не знаешь, что я должен понять и решить, по мнению Миры? - спросил Беркут уже некоторое время назад вернувшегося помощника.
    - Нет, не знаю. Но думаю, что об этом, по мнению Миры, ты тоже сам должен догадаться, - ответил тот.
    - Логично, - усмехнулся Беркут и завёл мотор, - Показывай путь.

    Дома Эхтибор взволнованно пожаловался Беркуту, что Святослав не просыпается, и ему, Эхтибору, страшно.
    - Т-ты пропал, в-все спят и спят...
    - Не бойся. Святу надо восстановить силы.
    - У-у него одежда п-порвана и в крови.
    - Засунь в стиралку. Только замочи сначала в негорячей воде. Как высохнет после стирки, зашьём.
    Беркут увидел устремлённый на него требовательный взгляд Эхтибора. Не такого ответа ждал от него товарищ.
    - Не спрашивай, - сказал он, - Свят проснётся, сам расскажет. Если захочет. Лучше обед сготовь, а я на расчистку.
    - Ваше благоро-одие, госпожа чужби-ина... - раздалось хриплое пение из соседней комнаты.
    - Ну вот, а ты говорил - все спят, - улыбнулся Беркут.

    Одиночество правило бал для Марины Воробьёвой. Незнакомый и раздражающе недружный коллектив, в котором пышным цветом цвели самые плохие черты характера незабвенного полковника Бородько, необходимость хранить тайну того, что она узнала и поняла, плюс эта беременность, которую она то хотела немедленно прервать, то, наоборот, заливалась слезами от жалости к себе и будущему ребёночку, привычное осознание себя плохой матерью для уже существующего сына, особенно обострившееся в последнее время... "Типичная лабильность психики беременной женщины" - поставила она сама себе диагноз.
    В свободное время Марина продолжала сверять разные данные, ездить, встречаться с людьми - собирать пазл из разгадок, связанных с Беркутом и Тимуром Кудиновым. Но теперь она уже знала, понимала основную картину происходящего, и отдельные кусочки пазла собирала просто так, по инерции и для того, чтобы занять себя делом. Она уже выяснила, что ежегодная начальственная проверка прибудет на Новую Землю дней за десять до окончания срока службы её солдата, и выхлопотала для себя разрешение присоединиться к этой комиссии. Даже если бы не смогла выхлопотать - всё равно поехала бы к любимому. Она должна быть рядом и сообщить ему то, что его, возможно, убьёт. Но пусть лучше это сделает она, чем кто-то другой, ведь иначе он погибнет наверняка.
    Часто Марина мысленно разговаривала с Беркутом, объясняла ему то, что выяснила, каждый раз профессионально и тщательно подбирая новый тон, слова, доводы. Но, как только она заставляла себя не лгать самой себе, любой вариант разговора приводил её к пониманию - любимый не останется с ней. Не захочет.
    Хотя, если уж быть предельно честной, не факт, что он остался бы с ней в любом случае, даже без знания того, что скоро узнает. Вправе ли она была заставлять Беркута принять желаемое для неё решение, шантажируя его будущим ребёнком, играя на его доброте? Если бы он любил её так, как она - его, тогда, наверное, у неё был бы шанс. Но - увы...
    Что будет, если... когда она ему всё откроет? Что она может сделать для любимого, помимо выражения своей любви к нему - вот о чём пора подумать. Может ли случиться, что его волшебный дар ведьмака сыграет свою роль и даст им тот самый шанс? Ей оставалось только надеяться на это.



Отредактировано: 09.06.2020